Матвей и люди

" Боже мой, куда я попала? Что это? Кто они все? - думала графиня Медведева, томно раскинувшись на диване и равнодушно наблюдая, как госпожа Крутогорова и профессорша Женечка катаются по полу, таская друг друга за волосы и награждая порой увесистыми оплеухами.- Ведь тогда, двадцать лет назад, как все было чудесно! Андрей только что вышел в отставку, молодой флотский лейтенант, наследный граф, красивый как бог... Как было чудесно поехать с ним на конную прогулку, и большую часть этой прогулки провести в теплом душистом стоге, ощущая вокруг и внутри лишь теплое сильное и такое бесконечно любимое тело... И куда все это делось? И кем мы стали? Кем? Какими-то безумными декорациями в каком-то абсурдном театре... Абсурд. Сплошной абсурд..."

Тем временем молодость взяла верх: Женечка основательно приложила госпожу Крутогорову виском об угол камина, и, дернувшись раз пять-шесть, фабрикантша затихла. Но в самой юной профессорше тоже почти не осталось сил, и, вставая, она не удержала равновесия, покачнулась и упала назад, все на тот же камин, насадившись затылком на здоровенный чугунный крюк, назначение которого все давно позабыли. Смерть наступила мгновенно. Княгиня Б., выкурив, пожалуй, больше всех, давно уже сидела в полном трансе. И, присмотревшись к ней повнимательнее, Екатерина Андреевна поняла, что княгиня тоже мертва. "Ну, что ж,- подумала она, вставая,- видно, такова судьба, ничего не попишешь". Она взяла с каминной полки невесть как там оказавшийся револьвер и пошла в курительную.

Судьба сегодня явно настроилась скептически по отношению к семейству Б., и пуля в висок досталась князю. Граф помянул его парой ласковых слов и вернулся к своим нелегким раздумьям: "Валет - для дамы, дама - для короля. А для кого король? Для туза? А кто такой туз? Туз - карта абстрактная. У него нет лица. Неизвестно, совершенно неизвестно, кто это. Может быть, Бог? Или Отечество? Или еще какая-нибудь высшая справедливость? Кто, кто скрывается за этой странной картой с одним лишь значком масти посередине? Единица? Просто единица, первое целое число после нуля? Бред. Кто, что же это?...". Дверь открылась, в курительную вошла Екатерина Андреевна. В руках у нее был большой американский револьвер "Кольт".

- Валет для дамы, это точно, милый. Как приятно целоваться с трепетным юношей где-нибудь на Литейном в августовскую ночь! Получать букеты роз, с замиранием сердца смотреть, как этот безумец лезет по отвесной стене к твоему окну, ощущать сладкое томление и страстное желание в его объятиях! Что может быть прекраснее для дамы? Да ничего! А вот для короля ли дама, дружок? Зачем даме нужен толстый, плешивый, вечно ноющий, вечно пьющий импотент, думающий только о себе? Зачем? И куда девался пламенный валет? вздохнула графиня и подняла револьвер.

Она погибла три часа спустя под колесами автомобиля, на котором ее сын примчался в панике из Петрограда, чтобы сообщить о большевистском перевороте. Сам он успел, собрав наиболее ценное, дать дёру и мирно окончил дни свои на скромной ферме в штате Пенсильвания в 1964 году.

Так, безо всякой помощи со стороны большевиков, нелучшая половина российского высшего общества вымерла за какие-нибудь три месяца. С остальной, лучшей половиной, большевики разбирались сами, долго и со вкусом. Но это - совершенно другая история.

Особого ажиотажа этот литературный опыт Матвея в обществе не вызвал по той причине, что никто так и не решился его напечатать, ссылаясь на некоммерческий характер произведения. Друзья и приятели снисходительно поулыбались, восторгов не было. Крупной ошибкой Матвея стало то, что он показал рассказ Кате. Тогда они в первый раз крупно поссорились. Катя обозвала Матвея манерным пошлым графоманом, а он забыл сделать поправку на ее взвинченность после госэкзаменов и критические дни, и грудью встал на защиту своего детища...

Но по-настоящему рассорились они лишь через две недели, причем по совсем другому поводу. И вот это уже действительно абсолютно иное повествование.

Лотерея.

"Открыть дверь. Всего лишь - открыть дверь. Что за ней? Две бешеные бродячие собаки? Или непохмелившийся сосед-милиционер с дубиной и табельным оружием наготове, страдающий, в довершение к похмелью, еще и мизантропией? Или бациллы какого-нибудь неизлечимого заболевания? Или старые, давно забытые страхи?" Совершенно неизвестно почему, но Матвею очень не хотелось открывать дверь. Он был уверен, что за дверью его ждет нечто ужасное. Хотя на самом деле это была лишь дверь его подъезда. Сомнения разрешил соседский мальчик, вышедший поиграть в мяч. За его хрупкой фигуркой в полумраке подъезда не угадывалось ничего опасного, и Матвей, растерянно улыбнувшись, медленно взошел по ступенькам. Конечно же, ничего с ним не случилось.