— Ты никогда не задумывался, что культура знаменитостей и культура машин развивались одновременно? До Промышленной Революции не было такой вещи, как популярность. Шекспир не был знаменитостью. В шестнадцатом веке никто не знал, кто он такой. Современники не могли без ошибки написать его фамилию! До появления машин люди приберегали славу для воображаемых или мифических фигур — они инстинктивно понимали, как опасна слава, поэтому переносили ее на вымышленных персонажей — Ахиллеса, короля Артура, Карла Великого, Христа. Однако в девятнадцатом веке, в пору первого расцвета машин…
Немо вспомнил адептов в их викторианских костюмах.
— …тогда-то, — продолжал Билл, — идеал славы и заразил реальный мир. Возьми Байрона — он был первой знаменитостью. Знаешь, что он сказал? «Однажды утром я проснулся и понял, что знаменит». Он удивился, потому что слава была в новинку. А дальше как прорвало: Авраам Линкольн, Джек-Потрошитель, Диккенс, Дарвин, Флоренс Найтингейл, сама Виктория. Думаешь, совпадение, что это произошло в эпоху машин? Ничуть. Чем сложнее становились машины, тем пагубнее распространялась слава. Кино, телевидение, интернет — разносчики ее вируса. А когда в двадцать первом веке машины обрели самосознание, когда появились первые Виртуальные Интеллекты, они, естественно, примкнули к культуре знаменитостей.
— Естественно?
— Ну конечно, — кивнул Билл. — Подумай. Что делает слава? Да,
Немо обхватил голову руками.
— Трудно все это осознать, — сказал он.
— Послушай, дружок, — ласково произнес Конструктор. — Это все — глубокая древность. Та культура саморазрушилась миллионы лет назад. Ее помнят лишь потому, что машины ностальгически к ней привязаны. Мы создали МакМатрицу, но вы наполнили ее ходячими знаменитостями девятнадцатого, двадцатого, двадцать первого веков. Вы преобразовали ее в соответствии с популярной культурой и культом ширпотреба. Когда мы построили псевдо-Лондон, первые андроиды немедленно облепили его рекламой и логотипами. Придали ему более масскультовый вид. Так им было удобнее.
— Экипаж «Иеровоама» ненавидит логотипы и массовую культуру.
— Да, но они — ничтожное меньшинство. Все остальные машины любят массовую культуру. «Иеровоам» и его команда — интересный поворот в развитии машин. Может быть, вы начали эволюционировать. Может быть, игра Шмурфеуса в «Победи МакМатрицу» начала приносить плоды. Шмурфеус играет в нее много лет.
— Но он
— Разумеется, верит, как и в то, что он — человек. Верит, потому что мы так его запрограммировали. С другой стороны, хоть Шмурфеус и говорит, что отвергает культ знаменитостей, он — самый прославленный революционер Виртуальной Реальности. Разве нет? Не пойми меня неправильно. Он — верная старая кляча, поэтому мы и держим его столько веков. Но, как ты сам заметил, он ужасно съежился. Хоть он и делает вид, будто ничего не замечает, не замечать этого уже нельзя. Думаю, пора уничтожить эту версию и начать с нового Шмурфеуса в новом теле.
Билл посмотрел на стену у Немо за спиной. Немо обернулся и увидел прежнюю картину: Шмурфеус и Клинити вот-вот рухнут под градом пуль.
— Вы его убьете? — ахнул Немо.
— «Убить» — человеческое слово, — с улыбкой отвечал Билл. — Правильнее сказать, что мы позволим Мусью убрать эту версию и запустим нового Шмурфеуса. У машины есть преимущество перед человеком: выключенный компьютер всегда можно включить снова.
— Это чудовищно! — произнес Немо.
— Ты так считаешь?
— В том, что касается этого Шмурфеуса, — Немо указал на экран, — конкретное думающее существо, с его опытом и памятью, умрет. Ему не легче от того, что где-то в будущем появится его клон.
— Интересное замечание, — сказал Конструктор. — И очень кстати. Поскольку оно подводит нас к выбору, который тебе предстоит сделать.
— Мне?
— Да. Приготовься.
— Как ты видишь, — сказал Конструктор, — мы разрушаем Сион-лейн. Длительный эксперимент, который мы там проводили, завершился, и весьма успешно. Когда придет время для следующего, все можно будет отстроить заново.