— Почему? Хорошие сигареты, крепкие. Наш декан профессор Готлиб...
Далее он сообщил, что их декан — профессор, лауреат госпремии и вообще очень зажиточный человек — курит исключительно «Памир», хотя зарабатывает дай боже, что курить «Памир» — это вовсе не значит быть бедным или жадным, как некоторые считают...
— Ладно, молодой человек, всего хорошего, — почему-то раздраженно сказала женщина и, опять подтянув бретельку, захлопнула перед ним окно.
И ведь ничего она такого не сказала, а у него от обиды зазвенело в ушах, словно по голове ударили. Еще немного постоял, как бы что-то соображая, а на самом деле не соображая ничего, выбрался из палисадника, пошел. В темном пустом переулке вдруг сорвал с шеи галстук с пальмой и зашвырнул подальше в кусты: от кого-то слышал, что пальма — пошлость. Наверно, это так.
У знакомой калитки долго курил. Потом пересек темный двор, закрытый со всех сторон виноградом; на веранде горел свет.
— Дорогу! — Мимо него, держа на вытянутых руках кастрюлю, сбежала по ступенькам веранды Надя, с разгону опустила емкость в тазик с водой, стоявший на табуретке, и тотчас отдернула руки — кастрюля была горячая.
— Здравствуй, — сказала она, распрямившись и весело глядя на него. — Еще один кавалер явился, а барышни нет дома! Что с вами делать — заходи.
Он вежливо поздоровался и, не очень поняв, что она сказала, прошел вслед за Надей в комнату.
В углу вверх ногами стоял какой-то человек. Лица его не было видно, его закрывали лохмы неопределенного цвета, время от времени человек дул на них, чтобы в образовавшийся просвет глотнуть воздуха. Он был в одних брюках. Из опавших штанин торчали волосатые ноги в сандалиях — как две кривые палки.
— Я так понимаю: явился мой соперник? — глумливо сказала фигура, не меняя позы. — Что ж, давай для начала познакомимся: Самохин.
Он немного подумал и назвал себя, пожал протянутую ему руку...
Надя прыснула и убежала на веранду. «Хотите киселя из вишен? — крикнула в открытую дверь. — Только он еще горячий».
И они остались с Самохиным одни. Он присел на краешек табуретки — Самохин в полном молчании продолжал стоять на голове. Так прошло, наверное, минуты три. «Надо что-то сказать, — думал он. — Хотя человек стоит на голове, все равно молчать неудобно. Черт-те что получается».
— Жарко сегодня, — сказал он.
— Ага, — фыркнул Самохин, — жарко. Ты за этим сюда пришел: сообщить мне эту новость?
— А почему вы говорите мне «ты»? Мы с вами не знакомы.
— Как же не знакомы? Только что познакомились, вот чудак!
— Все равно...
— А вообще-то я и по морде могу дать, я такой.
Надя вошла и присела на кровать. Это его приободрило.
— Я тоже могу дать, — сказал он. — Еще посмотрим, кто кому набьет морду.
— Силен! А ты хоть знаешь, с кем говоришь?
— И знать не хочу.
— Скажи ему, Надежда, с кем он говорит.
— Хватит вам! — сказала Надя.
— Нет, ты ему скажи, скажи, чтобы потом разговоров не было. А то я за себя не отвечаю.
— Он чемпион области по дзюдо, — сказала Надя и вздохнула. — Почти мастер спорта.
— Кандидат в мастера, — уточнил Самохин. — Словом, парень, сделай так, чтобы я тебя искал... Двоим тут нет места. Иначе, если я встану, ты представляешь, что я с тобой сделаю? Ты представляешь вообще, что может сделать с человеком кандидат в мастера спорта по дзюдо? Я тебе поломаю все кости.
Черт возьми, думал он тоскливо, уверенность в себе придают человеку занятия некоторыми видами спорта — бокс, борьба, штанга, а вовсе не импортный пиджак, давно известно. И надо бы с самого начала записаться именно в такую секцию, а не на этот дурацкий баскетбол, где ему все равно не снискать лавров — не хватит роста. Что теперь делать — уйти? Не драться же с мастером спорта по дзюдо. Но продолжал сидеть. А Надя еще раз сказала: «Хватит вам».
Между тем Самохин решил переменить позу. Он опустился сначала на четвереньки, глянув при этом между ног — мол, ты все еще испытываешь мое терпение? — а потом лег на спину, вытянув руки и ноги.
— Шавасана, — загадочно сказал он сам себе, — поза трупа... поза идеального отдыха. Все тело полностью расслабляется, а мозг отключен. Замедлите дыхание, а затем приступайте к расслаблению тела, начните с кончиков пальцев на ногах.
Самохин пошевелил не очень чистыми пальцами, торчавшими из прорезей сандалий — «христосиков», и, чуть приподнявшись, посмотрел на них.
— Затем расслабляем ступни, голени, бедра, грудь... Вы перестали чувствовать себя. Теперь отключите мозг, уйдите в какую-то высь, уйдите в полет...
Самохин замолчал, вытянулся, перестал, похоже, дышать и в самом деле напоминал теперь костлявый, смуглый от загара, длинный труп.
Надя, насмешливо взиравшая на них обоих, вздохнула и принялась демонстративно листать учебник.
Минут через пять Самохин открыл глаза, пошевелил руками и ногами, скосил взгляд.
— Ты еще здесь? Ну-ну, ты, кажется, дождешься...