Матёрый

Он всегда чувствовал себя глуповато, проникая таким вот макаром сквозь стены. Когда ты выходишь из стенного шкафа, заставленного для блезира всякой рухлядью, нелегко сохранять внушительный вид, даже если твой костюм пошит в фешенебельном лондонском ателье «Лорд Кирчнер», а твой галстук стоит 314 долларов 99 центов, потому что на его изнанке красуется шёлковая роспись изготовившего его Пьетро Дельпоне. Или Пьедро Мальпоне. В общем, какого-то знаменитого искусника.

Визитёр, дожидавшийся Руднева в колченогом кресле, выглядел проще. Костюмчик на нем сидел препаршиво, галстук вообще отсутствовал. И все же он был одним из тех избранных, кого Руднев одарил ключами от явочной квартиры. Пусть заместитель начальника УБОПа совершенно не следил за модой, зато он был в курсе всех важнейших событий, происходивших в Курганске.

– Добрый день, – пропыхтел Руднев, выбираясь из чулана.

– Утро, – поправил его полковник Бурлаев. Такая у него была неприятная манера здороваться.

Брови Руднева сползлись мохнатыми гусеницами на переносице, однако больше он ничем не выразил своего неудовольствия. Слишком сложные отношения связывали его с этим человеком, не всегда и разберёшь, кто от кого зависит.

Стряхнув паутину с лацкана пиджака, Руднев устроился точно в таком же хилом кресле, что и собеседник. Их разделял столик со следами сигаретных ожогов и многое другое, невидимое невооружённым глазом. Не произнеся ни слова, полковник извлёк из нагрудного кармана пачку цветных снимков и развернул их веером, как заправский шулер. Позволив Рудневу полюбоваться крупными планами четырех мёртвых лиц, он прокомментировал:

– Это бандиты из самой опасной группировки города. Братья Садыкбековы, Шкрек, Рваный. Бычье, рядовые исполнители. А этот красавец,

– полковник перетасовал снимки и сложил их заново, – бригадир топ-компании…

Руднев помассировал виски. На фотографии была изображена беззубая голова, лежащая на куске грязного полиэтилена. Лицо закрыто слипшимися от крови волосами, но Руднев догадался. Эрик. Это действительно был он. В морге – отмытый, причёсанный, с головой, приставленной к туловищу, и линейкой на голой груди – он смотрелся гораздо пристойнее.

– Этот, – прокомментировал Бурлаев, – был обнаружен неподалёку от дачного посёлка. Того самого – Чертовщина какая-то, – пробормотал Руднев. – Заколдованный он, что ли?

– Эрик? – поинтересовался полковник с непроницаемым выражением лица.

– Посёлок! Как это было? Что с ним приключилось?

– С посёлком? – Заметив опасные огоньки в глазах собеседника, полковник Бурлаев решил, что валять ваньку не время и не место. Щёлкнув пальцем по глянцевому снимку, он доложил:

– Этот парень плохо кончил, очень. Чтобы достать его из машины, пришлось срезать крышу автогеном. Она оказалась под днищем встречного «КамАЗа», а это не шуточки.

Удивительно, что ему только снесло голову, а не смяло в лепёшку.

– Он обкурился? – с надеждой предположил Руднев. – Был пьян?

– Нет. Кто-то вывел из строя тормоза его машины, усадил его внутрь и пустил под горку. Эксперт утверждает, что в этот момент он был ещё жив.

– Почему же не сопротивлялся? Так и сидел истуканом?

Полковник отстранил фотографию, чтобы полюбоваться Эриком на расстоянии.

– Об этом можно только догадываться, – сказал он с удовольствием, – но руки у парня были сломаны – каждая в трех местах. Скорее всего незадолго до того, как его усадили в «БМВ» с перерезанными тормозными шлангами.

– «БМВ»? – Руднев встрепенулся. – Я точно знаю, что Эрик… гм, этот парень должен был пересесть на «Мерседес»!

– Числится за покойником такая машина, – согласился полковник. – Но она в авторемонтной мастерской. Со вторника.

– Что, тоже авария? – Руднев расслабил узел гажтука, твёрдо решив про себя снабдить явочную квартиру каким-нибудь плохоньким кондиционером.

Просто невыносимая духота, а пот наверняка оставит на белоснежной сорочке желтоватые пятна.

Полковник покачал головой:

– Мои ребята осмотрели «Мерседес». Говорят, его умышленно покурочили.

Не усидев на месте, Руднев вскочил на ноги и принялся мерить шагами почти пустую комнату. Тут было где разгуляться. «Не то что в общей камере следственного изолятора, куда ты рано или поздно угодишь, – саркастически подумал полковник. – Если доживёшь, конечно».

Деньги он уважал, а бандитов терпеть не мог. Это был тот случай, когда любовь сильнее ненависти, хотя и не намного. Сочетание столь противоречивых чувств приводило к тому, что полковник Бурлаев был постоянно преисполнен жёлчи.

– Кто мог покурочить «Мерседес»? – трагически воскликнул Руднев, остановившись напротив собеседника. – Зачем? И эти пять трупов! – Он раздражённо ткнул пальцем в снимки, разложенные на столе. – Чья это работа? «Конторы»? Каких-нибудь залётных отморозков? Но какого хрена им понадобилось в дачном посёлке?

Глядя не на Руднева, а на стену с отставшими обоями за его спиной, полковник заговорил, как бы размышляя вслух: