Материнский инстинкт

Я так любила его, так отчаянно сильно, что не могла представить, что когда-нибудь этого мужчины может не оказаться рядом. Выше всего в этой жизни поставила любовь к нему, что готова была врать и изворачиваться до последнего вздоха, лишь бы не уходил.

Страх потерять его разрывал изнутри, но как же я устала бояться.

А ещё боль вонзалась в меня острыми иглами, казалось, разрывая плоть на куски. Болело всё: низ живота, поясница, грудь... слишком сильно, невыносимо настолько, что дышать тяжело. Я удивлялась, что жива до сих пор, что смогла родить этого ребёнка, не растекшись кровавой лужей на полу. Виной ли тому удачное стечение обстоятельств, лунные циклы или зелье, что дала мне Серафима я не знала, но хорошо запомнила её обещание о бесхлопотных родах. Морально ведь была готова к тому, что умру, даже хотела этого, но судьба снова разыграла свою зловещую партию.

Одно я понимала чётко: нужно срочно идти в больницу. Но подумать гораздо легче, чем сделать. Ведь если пойду на приём, то врач сразу поймёт, с чем связано моё отвратительное самочувствие. Нет, я снова предпочла отбросить здравые мысли в сторону, надеясь на очередную удачу.

— Ира! — услышала почти над самым ухом громкий голос, от чего чуть вздрогнула.

Сколько он уже пытался докричаться до меня? Провалы в сознании стали случаться всё чаще, осложняя жизнь и пугая до чёртиков. Мне срочно нужен был врач, но как перебороть все закостенелые, вросшие в душу кривыми корнями страхи?

Встрепенувшись, посмотрела на Рому и увидела тревогу в голубых глазах и, чтобы успокоить, коснулась пальцами щеки — утром он не успел побриться, и отросшая светлая щетина покалывала руку. Мне нравилось это ощущение, мне всё в этом мужчине нравилось. Хотелось, чтобы это было взаимно, но с ужасом осознала, что это счастье в любой момент может разрушиться.

В его глазах страх: за меня, за наше будущее. Хотелось вселить в него уверенность, что всё будет хорошо, но что я могу? Я — слабая, больная, измученная до последнего предела. От таких людей сложно ожидать помощи или дельного совета. Человек, запутавшийся в себе и своей жизни, разбитый о невидимые скалы, не может быть полезен.

Я не понимала, почему он всё ещё рядом, почему терпит и не посылает ко всем чертям со всеми моими истериками и недомолвками. Могла ли когда-нибудь поверить, что кто-то будет способен так меня полюбить. Тем больнее было осознавать, насколько не вовремя всё это со мной случилось.

И почему он не встретился мне раньше? И зачем я встретилась ему сейчас?

— О чем ты думаешь? — тихо спросил, и от этого вопроса душа сжалась в тугой комок, подступив к горлу тошнотой. — Ты меня вообще когда-нибудь слушаешь? Мы столько с тобой не виделись, а ты даже ни о чем не спросишь?!

Впервые я видела его настолько расстроенным. И злым. Даже тогда, когда стоял обнажённым на моей кухне и курил в форточку, был спокойнее. Наверное, у его терпения тоже есть свой предел, и вот он наступил.

— Но мы же с тобой так часто по телефону разговаривали, — вздохнула, пытаясь расслабить натянутые струной нервы, но руки предательски дрожали, а голос срывался. — Ты не можешь меня упрекнуть, что я не слушала тебя или не интересовалась!

Постепенно начала говорить слишком громко, но машина гнева запущенна и не остановишь. Защитная реакция, когда проще наорать, разорвать в клочья хрупкие чувства, растоптать любые благие намерения сработала именно тогда, когда так неуместна. Я не имела права срываться на Роме, он ничем не заслужил такого отношения, но я злилась. На себя, конечно же, но не знала, что с этим сделать.

Надо было срочно бежать из этого кафе, наплевав на всё, чтобы не наломать дров. Нестись во весь опор, пока не наговорила лишнего, пока не вымазала своей внутренней грязью то немногое светлое, что было в моей жизни.

Рома на бесконечно долгую секунду, за которую я ещё могла что-то изменить, замер, будто я ударила его. Потом вздохнул, потемнев лазоревыми глазами, сжал сильную ладонь в кулак и заговорил. Тихо, почти зловеще, и каждое его слово отравленной иглой впивалось мне в сердце:

— Ира, я устал, я так сильно устал, разве ты этого не понимаешь? Я всё готов для тебя сделать, выполнить любой твой каприз, только чтобы мы стали ближе. Но ты не подпускаешь меня к себе, как я не пытаюсь пробиться сквозь стену. Зачем ты так со мной? — Отвернувшись, он мял в руках салфетку, разрывал её на мелкие клочки, рассыпал вокруг белой пылью, а мне казалось, что это разваливается на куски наша любовь. На которую, в сущности, и не имела права.

Я отчётливо поняла, что он держится из последних сил. Впервые ощутила, как плохо ему со мной, как больно. Он так ждал нашей встречи, а всё, что смогла ему предложить — прогулка по городу и посиделки в кафе. Но ведь не могла рассказать ему всё. Только не сейчас, когда ситуация зашла в такой кромешный тупик, из которого без потерь не выбраться. Но сколько ещё затягивать эту ситуацию? И чем я готова пожертвовать во имя правды?