Матан и его семья

На третий день страхов и поисков блеснула надежда. Гуляя в саду, Ципора и Оснат заметили на лавке незнакомый предмет. Поглядели: лист пергамента, свернутый в трубку, аккуратно перевязанную веревкой. “Карми?” – взволнованно воскликнула Ципора. “Бежим скорей домой к матушке с батюшкой!” – вскричала Оснат.

Трепетными руками Эфрат сорвала веревку, развернула пергамент. “Матан, Матан, весть от Карми!” – вскричала. Примчался Матан, выхватил из рук супруги письмо, наскоро пробежал глазами послание.

– Карми жив, вот его подпись в конце! – радостно вскричал Матан.

– Слава Богу! Ну, читай всё подряд! – обливаясь счастливыми слезами, выпалила Эфрат.

– Читай, батюшка! – вместе пропищали девицы.

– Отец, мать, брат, сестры! Не ищите меня. Я жив, я в безопасности, но никогда более не вернусь домой!

– Боже мой, – пролепетала Эфрат, – он жив, но не вернется… Продолжай, Матан.

– Я один. Одиночество – превосходное лекарство для моей болящей души.

– Отчего болит душа у него? – удивилась Ципора.

– Не перебивай, – бросила Оснат, – наверное, худо ему. Читай дальше, батюшка.

– Многим кажется, что человеческая жизнь только сон, и меня не покидает это чувство. С тех пор, как солнце, луна и звезды могут спокойно совершать свой путь, я не знаю, где ночь, где день, я не вижу ничего кругом.

– Как это непонятно! – растерянно вымолвила Эфрат.

– Не тронулся ли он умом? – пробормотал Матан и продолжил чтение.

– Отец, ты упрекал меня за празднолюбие. Отвечу: слишком часто что-нибудь огорчает меня, нагоняет тоску, а она – сродни лени, её разновидность даже. Дурное расположение духа происходит от досады на собственные несовершенства, от недовольства самим собой, от зависти и неудовлетворенного тщеславия.

– Он самокритичен? – спросила Ципора.

– Он страдает! – ответила сестре Оснат.

– Порой мне кажется, я болен изнурительной болезнью, ведущей к смерти, – продолжил чтение Матан, – но можно ли от безнадежного больного требовать, чтобы он ударом кинжала пресек свои мучения? Нет, нельзя! Недуг отнимает мужество.

– Лучше недуг, чем мужество покончить с ним! – всхлипнула Эфрат.

– Иной раз я думаю, что лишить себя жизни это не трусость, но высшая смелость. Я знаю, людям кажутся безумными мои рассуждения – я этим не смущен. Я мечусь в страхе, я не вижу ничего, кроме всепожирающего чудовища!

– Бред, бред, – заплакала в полный голос Эфрат, – что еще он пишет?

– Бог свидетель, как часто ложусь я в постель с желанием, а, порой, и с надеждой никогда не проснуться. Какая пустота, какая мучительная пустота у меня в сердце! Часто мне хочется разодрать себе грудь, размозжить голову…

– Боже мой, Боже мой! Неужели мой мальчик наложит на себя руки? – сквозь рыдания выдавила Эфрат страшные слова, – ему так плохо, он загнан, в его безумной голове творится ад! Читай дальше, Матан!

– Что я болтаю? Сумбур. Я кажусь вам полоумным? Я постараюсь собрать всё свое мужество и не лишать вас сына и брата. Не ищите меня. Прощайте. Ваш Карми.

Матан вытер слезы. Увел рыдающую Эфрат. Сестры подавленно молчали. “Как красиво Карми пишет, он и сам такой красивый парень!” – нарушила молчание Ципора. “Храни его Бог!” – добавила Оснат.

9. Как бы живые

Долго и настойчиво Матан преследовал важную цель: добиться приязни персидского царя. Он вполне достиг желаемого и с толком использовал дружелюбие владыки. Делал он это в интересах единоверцев, во имя блага своей семьи, ради себя самого. Таковы были побудительные мотивы мудреца, перечисленные в порядке уменьшения их значимости. Нельзя, однако, исключать справедливость противоположного утверждения, то есть, что мотивы названы в порядке увеличения значимости – надежными историческими свидетельствами в пользу первого или второго предположения мы не располагаем.

Покровительствуя Матану, великий монарх никогда не упускал из виду того факта, что его протеже чужак, несомненно преследующий, но умело скрывающий своекорыстные интересы. Это обстоятельство нимало не беспокоило владыку, ибо он полагал своекорыстие основой правил жизни и источником справедливости. Однако к удовольствию от общения с умным собеседником примешивалась зависть персидского патриота: “Почему мои визири не так умны как этот иудей?” Сия простая психологическая ситуация объясняет тайную радость царя любым неудачам Матана.

Для предупреждения всякого рода неблагонадежности, бдительный правитель обязан знать, чем дышат все подвластные ему подданные, независимо от их положения в общественной иерархии. Благодаря доносителям царь имел сведения о семейных бедствиях Матана. Поскольку иудей сам не заговорил о них, то и монарх помалкивал, хотя в глубине души его забавляло горе мудреца.