Мата Хари

Капитан Бушардон молча слушал. Затем он вытащил из папки перехваченное письмо, которое Мата Хари написала одному своему другу. В письме она описывала попытки флирта со стороны полковника Данвиня. «Полковник принес мне только один маленький букетик фиалок и попросил меня целый день носить его на груди. А вечером он придет, чтобы забрать его. Кроме того, он пожелал ленточку от моего корсета, которую он сам заберет в читальной комнате отеля, если мы будем там одни. Он играл в любовника, как молодой человек».

Письмо, которое Мата Хари писала, разумеется, не для того, чтобы его перехватили, вполне ясно позволило Бушардону представить перед своими глазами все юношеские фантазии военного атташе в Мадриде. Но встреча Мата Хари и французского офицера представлялась ему все-таки совсем другой. Она стала полной противоположностью той, что была на самом деле — просто потому что так она лучше вписывалась в окончательный образ шпионки, складывавшийся в голове у Бушардона.

В 1953 году Бушардон писал: «Мата Хари, дерзкая во всем, что она делала, успешно сблизилась с нашим военным атташе генералом Данвинем. Она заставила его поверить, что сама служит Франции и предоставила ему некие сведения, которые — как она утверждала — хитростью выманила у фон Калле в ходе нескольких визитов к нему. Не стоит и упоминать, что эти сведения были устаревшими и не имели никакой ценности. Но полковник, поддавшись на кокетство этой красивой дамы, не разгадал, кем она была. Он влюбился, как молодой лейтенант. Он не мог нахвалиться этой новой сотрудницей».

Дело Бушардона медленно начало принимать отчетливые формы.

«На следующий день после отъезда генерала Лиоте и полковника Данвиня, — продолжала Мата Хари, — фон Калле прислал мне в отель письмо. Он спрашивал, смогу ли я прийти к нему попить чаю в этот день в три часа пополудни. Я нашла его более холодным, чем обычно — как будто бы ему сообщили о нескольких моих встречах с полковником».

Вскоре она узнала, почему его поведение изменилось. Фон Калле рассказал ей, что французы посылают радиограммы, сообщающие о немецких десантах в Марокко.

— Эта информация могла поступить к ним от кого угодно, — сказала Мата Хари. — И, кроме того, откуда вы знаете?

— Мы знаем их код.

Мата Хари почувствовала, что проигрывает эту игру. Она удвоила свои кокетливые соблазны. Но она уже хорошо поняла, что фон Калле разгадал ее, как только тот сказал: — Красивым женщинам, вроде вас, нужно многое прощать… Но если в Берлине узнают, что эта информация просочилась через меня, то наступит настоящее светопреставление.

«Как только я заметила, что он снова стал ко мне более благосклонным, — сообщала дальше Мата Хари, — я решила несколько ускорить ход событий. Я хочу, чтобы это скорее закончилось, решила я про себя, — и дала ему то, чего он так сильно хотел. Когда он удовлетворился, то начал говорить о других вещах».

Мата Хари рассказала капитану, что фон Калле с ней много говорил о поведении некоторых людей в немецкой армии, которое он назвал жестоким. Мата Хари с успехом выдержала эту его проверку. Она нашла хорошие слова, похвалив мужество немцев. Французы, сказал фон Калле, тоже мужественны, особенно их летчики. Один из них высаживал шпионов в немецком тылу за линией фронта, а потом забирал их. Но вскоре, намекнул фон Калле, они будут знать все подробности, потому что у немцев во Франции есть самые информированные шпионы.

Мата Хари спросила его, как удается немецким шпионам пересылать в Германию информацию. Когда фон Калле ответил, что для этого есть много путей, она выразила сомнение. Она уже неоднократно сама переезжала границы. Обыски, контроль багажа и допросы таковы, что трудно припрятать даже булавку.

— В Англии, — сказала она, — они проверяли даже тесемки моего нижнего белья.

Фон Калле поправил ее. Немцы не используют женщин вроде нее, а только грязных мужчин, прячущих чернила для тайнописи под ногтями или в ушах.

В этот вечер Мата Хари написала полковнику Данвиню письмо на двенадцати листах. Она рассказала ему все о французском летчике, невидимых чернилах и том факте, что немцы взломали шифр французских радиограмм. А так как больше в Мадриде ей нечего было делать, она решила готовиться к путешествию в Париж.

Через два дня, 1 марта, Мата Хари и капитан Бушардон снова сидели напротив друг друга. В последующих описаниях ее странствий она добралась до эпизода, в котором речь шла о письме испанского сенатора Хуноя, которое ее так разозлило. Кто-то не только попытался разрушить их дружеские отношения, но и клеветал за ее спиной. Реакция сенатора, сказала Мата Хари, была типичной реакцией испанского дворянина — Хуной сам писал в своем письме: «И потому мы хотели бы тебя предупредить».