Мать Зимы

Там значилось: «Джил! Прости меня. Мне пришлось немедленно сбежать. Не знаю, откуда им стало известно, что я здесь. Хотя, возможно, это Хегда сообщила обо мне своим палачам, чтобы избавиться от дальнейших мучений. Старайся не выходить на улицу и береги себя. Я в безопасности, просто дождись».

— Он тебя бросил. — Голос Ниниака звучал без всякого выражения, но Джил чувствовала, что мальчишка очень зол.

Она покачала головой.

— Ему просто пришлось скрываться. Похоже, он встретил кого-то в толпе.

— Или просто дождался, пока ты отвернешься. — В серебристых глазах застыла боль каких-то старых воспоминаний. — Это ерунда, что ты некрасивая, и что у тебя шрам, все равно ты в сто раз лучше всех этих глупых девок, которые на улице бегают за мужиками. Какой болван!

С изумлением Джил осознала, что мальчишка, похоже, в нее влюблен. Скрыв улыбку, она промолвила:

— Нет, у Ингольда много врагов.

Ниниак протянул ей второй листок.

— Вот это он велел отдать тебе через три дня, если он не вернется.

Джил похолодела.

«Прости меня. Это все, о чем я прошу. Пожалуйста, пожалуйста, пойми.

Они слышат твоими ушами, они видят твоими глазами. Я догадался об этом, когда мы покидали Убежище... И также догадался, что ты последуешь за мной даже против воли, если я не возьму тебя с собой. Это было моим каждодневным, ежечасным кошмаром, — что я был вынужден так поступить с тобой. Если тебя не будет рядом, у меня появится шанс достичь пещеры ледяных магов прежде, чем они осознают, где я, и соберут всех своих габугу, подвластных им дуиков, горных обезьян, а, возможно, и войска Алкетча, ибо мы не знаем, насколько далеко простирается их влияние. Они узнали обо мне от дарков, в своих снах... точно так же, как дарки знали о них самих. А дарки поглотили мой разум...»

Джил перевернула листок. Почерк на другой стороне сделался почти неразборчивым.

«... и это видели ледяные маги. Они знают, что я представляю для них опасность. Возможно, это мой единственный шанс».

Джил словно бы услышала в этот миг их голоса, ощутила их ярость, когда они осознали обман, — и поняли, что он уже в пути.

Она почувствовала, как они призывают всех, кого только могут, — габугу, пещерных обезьян, мутантов, готовятся уничтожить его.

«Нет, — подумала она в ярости, чувствуя, как нарастает этот зов. — Нет!»

«Я люблю тебя, Джил. Если я не вернулся к этому времени, то уже не вернусь никогда. Благословляю тебя. Освобождаю тебя. Я лишь сожалею — сожалею всем сердцем, что не смогу проводить тебя обратно в Убежище. Но я не могу разорваться пополам. Прошу, пойми! Ты воин, и должна меня понять.

Пожалуйста, не презирай меня за то, что я вынужден был сделать.

Если я не вернусь, это значит, что я принял смерть от рук Ледяных Магов; и встретил ее с твоим именем на устах.

С безграничной любовью,

Инглорион»

Глава девятая

Руди проснулся от холода. От холода, от боли и от ощущения, будто ему нечем дышать. Он тут же осознал, что чувство это пришло к нему откуда-то издалека, от другого человека, но от этого оно не сделалось слабее.

«Ингольд! — подумал он, глядя во тьму. — Ингольд!..»

Ощущение не слабело, наоборот. Головокружение... Слепящий свет... Вот онемела левая рука... И ужасная боль, словно молотом, ударила по сердцу.

«Ингольд!»

Руди на мгновение утратил ориентацию. Он заснул у себя в комнате прямо над книгами, впустую разыскивая в них ответы на те вопросы, что так тревожили его...