Мать и мачеха

Понтонные мосты на Волге существовали лишь до первых бомбежек. Во время Сталинградского побоища понтонеры стали лодочниками, 38-я дивизия полковника Людвига, на помощь которой нас бросили, к началу ноября 1942 года лишь называлась дивизией. Она была обескровлена и прижата немцами к Волге. Занимаемый дивизией "пятачок" имел по фронту всего лишь 200 метров. У нее не хватало боеприпасов, продуктов, иссякли батареи радиосвязи, и она не могла даже сообщить о своих бедах. Много дней и ночей к ней пытались пробиться. Задача была, что говорить, нелегкая. Ночью река все время подсвечивается ракетами, обстреливается; к тому же течение сносит лодки. Пробовали добраться многие, в том числе моряки Волжской флотилии на своих катерах. Люди гибли, а попасть на заколдованные 200 метров никто не смог.

В конце концов это удалось сделать трем солдатам-понтонерам из нашего батальона. Ожили рации дивизии Людвига, стали вывозить раненых...

Ночь была свидетелем наших удач. Удача с тех пор сопутствовала нашему понтонному батальону, который затем двигался вместе с Южным фронтом на своих побитых автомашинах "ЗИС-5", тащивших к рекам России наши старенькие деревянные полупонтоны.

О том, что до войны готовили "сухопутных водолазов" для форсирования рек с малыми потерями, я узнал лишь здесь, в Канаде, от бывшего сухопутного водолаза полковника Острицкого, на второй мировой они не появились, и спросить теперь уж не у кого -- почему? Можно лишь догадываться... На реках войны оказались лишь мы, понтонеры, и солдаты штурмовых частей, зачастую погибавшие волна за волной...

В город Ростов-на-Дону батальон вошел 23 февраля 1943 года. Вскоре наступила весна, и дороги стали непроходимыми. Все мосты через Дон оказались взорванными. Железную дорогу довели лишь до Батайска, города на противоположном берегу реки, километрах в восьми. Первую неделю нас кормили кашей из горелого пшена. Его добыли из элеватора, который немцы при отступлении подожгли. В один из этих дней старший лейтенант Погорелов (должности его не помню) сказал: "Полагаю, что немецких офицеров такой пищей не кормят". Кто-то донес об этой реплике уполномоченному СМЕРШа, и Погорелов исчез. Затем стало известно, что он разжалован и расстрелян...

Это не было для нас громом с ясного неба. Мы знали, где мы живем. Помню, как в дни институтской молодости мы услышали, что Коссиор, вождь украинских большевиков, больше не Коссиор, а враг народа. А институт наш был имени Коссиора. Наш приятель, которому мы сказали об этом, недолго думая, обмакнул ручку в чернильницу и замазал слова "имени Коссиора" на своей зачетной книжке.

И тут мы решили разыграть приятеля, который так быстро и охотно предал Коссиора. Сказали, что мы пошутили. Коссиор по-прежнему Коссиор. В глазах нашего однокурсника появился такой ужас, он так побелел и задергался, что мы поторопились его успокоить.

В войну мы, казалось нам, преодолели страх, стряхнули с себя рабское оцепенение, перестали быть легковерными юнцами. Мы действительно преодолели страх, но перед врагом видимым, обозначенном на полевых картах. Враг, не обозначенный на наших картах, был еще неразличим в стране, где, писали в газетах, "власть принадлежит народу..." Мы были в политическом отношении девственниками...

Но взрывать мосты мы уже умели, хотя это тоже, как увидим, соприкасалось с большой политикой...

Ходили слухи о возможности контрнаступления немцев на Ростов, и я получил приказ командования фронтом подготовить к взрыву недавно восстановленный высоководный мост через реку Дон. Высотой он был метров 15 -- 18, длиной метров 250.

Только что саперы его восстановили. На старые опоры нарастили деревянные рамы из бревен. Пока он не был готов, мы укрепляли лед, вмораживали в него бревна, а когда пришла весна, навели плавучие понтонные мосты. Высоководный мост в боях за Ростов взрывали дважды. Ему предстояло взлететь на воздух в третий раз.

Из-за большой высоты и скоростного восстановления мост получился очень шатким. Если вы находились под мостом, а по нему "на рысях" мчалась телега или несколько машин, то ощущали, как мост дрожит, шатается, и вы невольно хватались за бревно...

Хватался и я, изучая проект минирования, разработанный штабом бригады, согласно указаниям штаба фронта.

Минирование вела учебная рота сержантов, в которой я был зам. командира роты и по совместительству преподавал топографию и подрывное дело. В опоры и пролеты моста заложили более 16 тонн аммонала и тола. Кстати, и командир учебного взвода Захаров, и многие другие специалисты, работавшие рядом с нами, были евреями, но кто тогда на это обращал внимание! Умирать процентной нормы нет!..

Чтобы мост не просто рухнул, а "взорвался на вынос", как говорят саперы, необходимо, чтобы все до единого детонаторы, вложенные в заряды, взорвались одновременно, как только будет дан ток из подрывной машины. Если хоть один детонатор не взорвется или взорвется раньше, то все последующие триста зарядов не взорвутся, и мост останется невредимым. Словом, это был тот случай, когда ошибиться было нельзя. Ошибешься -- расстреляют...