Мастерская подделок

Замор объяснил во всех подробностях, пункт за пунктом, зарывшись носом в бумаги и бормоча сквозь зубы, что это можно будет сделать только после того, как старуха съездит в Рим, дабы самолично получить там наследство.

— Очень хочется вам верить, — сказал Кандид, — хотя мы и не поняли ни слова из ваших рассуждений.

— Это прекрасно, — возразил Замор, — законы, постановления, параграфы, кодексы, правила, акты и декреты нельзя было бы плодотворно применять, если бы они вдруг стали понятны. Их сила проистекает из их туманности.

Видя, что Замор не уступит, и полагая, что нет смысла пытаться нарушить порядок, не постигнув его секретов, старуха заверила, что тогда она, стало быть, поедет в Рим.

— Пусть вас хотя бы сопровождает Какамбо, — сказала ей Кунегунда. Но старуха отказалась, сославшись на то, что уже путешествовала из Рима в Алжир, из Алжира в Тунис, из Туниса в Триполи, из Триполи в Александрию, из Александрии в Смирну, из Смирны в Константинополь, из Константинополя в Азов, а из Азова в Москву, пересекла всю Россию, а затем, проехав Ригу, Росток, Висмар, Лейпциг, Кассель, Утрехт, Лейден и Гаагу, прибыла в Роттердам, откуда добралась до Лиссабона. Все это было еще до того, как она повстречала Кунегунду. К тому же старуха напомнила ей, что способна проскакать тридцать миль верхом в один присест, хотя у нее всего ползада, и взмолилась, чтобы ее опустили одну. Все неохотно согласились: они были очень привязаны к своей старухе.

Жизнь потекла так же, как и до ее отъезда, не считая того, что следующей зимой Пакета умерла от застарелого сифилиса и у Кунегунды прибавилось хлопот. Минуло два года. Друзья часто говорили о старухе, от которой не получали никаких вестей.

— Где же она? — вздыхал Кандид.

— Возможно, она стала королевой в какой-нибудь стране Эльдорадо, — отвечал Панглосс.

— Наверное, она умерла, — говорил Мартен.

Как-то вечером, гуляя по берегу Босфора, они увидели в порту судно из Ливорно, с которого сошла старуха. Поначалу они с трудом ее узнали, поскольку ее подбородок почти касался колен и она сильно осунулась за время разлуки. Все расцеловались и расплакались. По дороге на ферму старуха повела рассказ о своем путешествии.

— Едва наше судно отдалилось от берега, на котором я вас покинула, первое же зрелище, представшее моему взору, повергло меня в изумление. То был не кто иной, как барон, направлявшийся в Рим, после того как отцы его ордена выкупили его у левантинского хозяина. Поскольку у него не было ни гроша, я сжалилась и пригласила его поужинать. Известно ли вам, мой дорогой Кандид, что в конце трапезы барон спросил меня со всей возможной настойчивостью, не женились ли вы на своей сестре. Я отказалась отвечать, но он отгадал правду и поднял ужасный шум. Посему я разделила небольшую каюту с юной особой по имени Красотулька, назвавшейся дочерью торговца растительным маслом, который должен был присоединиться к ней в Генуе. Однажды, гуляя в отдаленной части судна и наслаждаясь ночной прохладой, я внезапно увидела мужчину, валявшегося на полу в лунном свете. Наклонившись, я узнала нашего иезуита с высунутым синим языком и черными пятнами на лице. В мгновение ока я убедилась, что теперь-то он умер по-настоящему. Я хотела кого-то позвать, как вдруг рядом со мной возникла Красотулька. «Не кричите, — сказала она. — Это я привела барона в то состояние, в коем вы его наблюдаете, напоив из пузырька, а остатки жидкости выплеснув в море. Он был человеком, которого я ненавидела больше всего на свете. Знайте же, я была любовницей молодого красильщика — прекрасного, как рассвет. Мы уже собирались пожениться, когда барон попытался отвратить его от любви, которую тот обязан был питать ко мне, и соблазнить собственными наклонностями».

«Его пристрастили к этому болгары, — отвечала я, — когда взяли замок Тундер-тен-тронк. Так что это не столько его вина, сколько его беда».

«Неважно, — продолжала Красотулька. — Болгары или отцы его ордена — всё едино. Однажды моего любовника нашли на дне глубокого ущелья, наполовину съеденного грифами. Я узнала, что барон злодейски убил его, рассердившись на то, что этот прелестный Феб пренебрег его благосклонностью. Я поклялась отомстить, и вот дело сделано. Мы не можем сбросить его в воду, иначе нас увидит впередсмотрящий. Поэтому постарайтесь сойти на берег, пока вас не обвинили в убийстве».

«Что? — воскликнула я. — Какое отношение я имею к мертвому иезуиту?»