Мастерская хирурга

Клиника занималась общей ортопедией и травматологией и не имела своего научного «лица». Обе мои квалификационные работы — и кандидатская и докторская — были посвящены заболеваниям и повреждениям тазобедренного сустава. Я хорошо владел хирургией тазобедренной области, что в те времена считалось вершиной ортопедической хирургии. Да и сейчас хирург-ортопед, владеющий хирургией тазобедренного сустава, это хирург высокого класса, хирург, заслуживающий всемерного уважения. В клинике велись разноплановые научные исследования по самым различным и многообразным вопросам ортопедии и травматологии.

Мне становилось тесно в рамках хирургии конечностей. Мои устремления уже тогда были обращены к terra incognita ортопедии — позвоночнику, прикасаться к которому позволяли себе лишь отдельные врачи-хирурги. И то они входили в эту «непознанную землю» с задней двери: к более доступной и поверхностно расположенной его части — заднему отделу позвоночника — остистым отросткам и дужкам. Я был полон творческого задора, воображение рисовало картины вмешательств на позвоночнике, вторжение в его святую святых — передние отделы.

Вспоминая себя в те годы, должен отметить, что в моих стремлениях к ортопедическому Эвересту не было легкости и недомыслия. Я понимал всю серьезность дела, которому и подумывал посвятить себя, высокую ответственность за каждого больного человека, которого буду лечить. Понимал и то, что работа в такой сложной и неизведанной области, как позвоночник, чревата вероятностью издержек, порой трагических.

Все свои соображения и колебания я высказал Дмитрию Петровичу. Подумав, он сказал неторопливо, что без издержек новое не приходит. Ведь хирургия сердца развивается только потому, что кардиохирурги рискуют, проходят и через ошибки, и осложнения, и трагические исходы. Без разумного риска прогресс хирургии немыслим.

Такая поддержка воодушевила меня и укрепила решение заняться хирургией позвоночника.

Прошло почти тридцать лет. Отдавая дань глубокого уважения мудрости директора института тех лет, доцента Метелкина, должен с удовлетворением подчеркнуть, что трагических осложнений на моем долгом и трудном пути было не больше, чем в обычной клинике ортопедии и травматологии.

Собрав коллектив, в котором еще вчера я был официально равен всем его членам, а сегодня стал руководителем, в том числе и научным, я рассказал о своих мыслях и научных устремлениях. И меня поддержали. С тех далеких времен со мной работают Л. и Р. Они были в числе первых, кому я на свой риск и страх, не имея навыков и опыта в руководстве наукой, предложил научные темы для кандидатских диссертаций.

С Л. мы одновременно пришли на работу во вновь организованный институт восстановительной хирургии, травматологии и ортопедии в мае 1946 года. Она из госпиталя, я — из областной больницы. Л. — отличный человек, верный и преданный товарищ. Ни при каких обстоятельствах не подведет. Думаю, сорока лет достаточно, чтобы убедиться в этом. До меня она имела тему для кандидатской диссертации. Много сил и времени отдала и довела ее до официальной защиты. Однако защиты не получилось, так как тема оказалась крайне неудачной, «недиссертабельной». Пережитая неудача не могла не сказаться на настроениях Л., долгое время она и слышать не хотела о какой-либо новой диссертационной работе. Мне поверила и согласилась еще раз «попытать счастья». Быстро и толково выполнила экспериментальное исследование по костной пластике на задних отделах позвоночника и успешно защитила эту работу, получив ученую степень кандидата медицинских наук. Несколько позже под моим же руководством Л. провела очень интересное исследование, аналогов которому нет ни в отечественной, ни в зарубежной литературе. Оно касалось состояния сердца, магистральных кровеносных сосудов и внешнего дыхания при сколиотической болезни. На этом материале мы издали монографию.

Р. пришел в клинику в 1957 году. Под моим руководством выполнил кандидатскую диссертацию. Затем получил тему и для докторской диссертации по вопросу о заживлении тел сломанных позвонков. И успешно защитил свою работу. Когда Дмитрия Петровича сменил новый директор, произошла и смена «научного кабинета»: вместо меня Р. был назначен на должность заместителя директора по науке.

Все остальные ученики того первого, «сбора» тоже выросли, защитились и разлетелись по разным весям. Пришли новые. А затем еще, и еще, и еще. Это закономерно, это свидетельство роста людей. Многие из них заведуют кафедрами, отделами, стали доцентами. Это приятно мне — руководителю. О некоторых грущу и по сию пору.