Фон Притвиц снял с шеи свой и протянул гауптману. Тот взял, подошел к амбразуре и поднес к глазам. Некоторое время молча наблюдал за противником.
– Землю роют, – сказал, опустив бинокль. – Укрепляют позиции. Сколько у русских солдат?
– До роты, – сообщил подскочивший майор.
– Офицеры?
– Мы видели одного.
– Пулеметы?
– Не менее трех.
– Не заметил гнезд.
– Их нет. Полагаю, это не «максимы». Что-то легкое, вроде «мадсенов». Достал из окопа и установил на бруствере. Бомбомет и доставать не нужно, можно вести огонь из траншеи.
– У солдат винтовки?
– Да.
– Причем, наши, – заметил оберст-лейтенант. – Они забрали их у убитых кавалеристов.
– Незнакомое оружие сходу не освоишь, – улыбнулся гауптман. – Я берусь за задачу, герр барон.
– Что вам для этого нужно? – спросил оберст-лейтенант.
– Горнист с трубой и белый флаг на древке.
– Сейчас будут, – кивнул фон Притвиц и посмотрел на адъютанта. Тот козырнул и побежал к двери.
– Готовьтесь к наступлению, – сказал фон Шпонек. – Сигнал к началу – звук трубы, трижды поднятый и опущенный флаг. Хотя, возможно, не понадобится, – усмехнулся он. – Если русские не примут ультиматум, я залью их позиции огнем.
– Я ваш должник, барон, – кивнул оберст-лейтенант. – Напишу начальнику Генштаба. Железный крест у вас, считайте, есть.
– Благодарю, – сказал фон Шпонек.
К полудню основное сделали. Раненых солдат отправили в Гродно, погрузив их на повозки. Запрягли в них трофейных лошадей, благо их хватало. Часть их ускакала к немцам, часть – к Дубкам, где животных по одному и переловили. Раненых коней, ржавших в поле, пристрелили – рвали душу криками. Обобрали мертвых немцев, забрав оружие и амуницию. Среди них нашлись и раненые. Их, перевязав, повезли в Гродно, отрядив конвой с пиками. Хоть какое, но оружие. Под присмотром Сильверстова солдаты вытащили из сгоревших изб тела офицеров. Чуда не случилось – никто не уцелел. О раненом Самойлове, ускакавшем в Гродно, здесь не знали. Погибших отнесли к деревенскому кладбищу, где уложили в длинный ряд – отдельно офицеров и солдат. Ряд вышел длинный, скорбный. «Где их хоронить и как, пусть решают командиры, не до этого сейчас», – заключил Федор.
В деревню воротились убежавшие солдаты – хоть не все, но многие. Подумав, Федор приказал их накормить и отправить в Гродно – какой толк от безоружных? Трофейных «маузеров» на всех не хватит, а давать солдатам пики с саблями – даже не смешно. Да и выглядели бойцы уныло, это еще, мягко говоря. Многие без гимнастерок и фуражек, пояса утеряны. Пленные румыны, мать их перетак. Пусть их в Гродно в чувство приведут. На позиции Федор оставил два взвода, попросив фельдфебеля отобрать солдат, чтоб потолковее. Их вооружили трофейными винтовками, показав, как с ними обращаться. Ничего сложного. Конструктивно «маузер» схож с «мосинкой». Затвор, магазин на пять патронов, разве что прицельная шкала в метрах. Не шагах, как у трехлинейки, да еще предохранитель другой.
Погоняв чуток солдат, чтоб пришли в чувство, Федор приказал им восстанавливать разрушенные позиции. Не сказать, чтоб очень нужно, только праздность – враг бойца. Мысли всякие начинают лезть в голову. Что будет, если враг повалит в наступление? Как отбиться от него двум взводам? Пулеметчики-то справились, но получится ли снова? Командиры их погибли, вместо них какой-то странный подпоручик. Вон ходит и покрикивает. Что задумал?
Федор эти настроения прекрасно понимал – сам в полку служил, потому не строил из себя начальство. Был строг, но терпелив: если нужно, подробно объяснял, проявлял заботу. В обед солдат сытно покормили, дали отдохнуть. Курящим выдали табак – его запасы тоже уцелели. Некурящим заменили табак сахаром. Солдаты заворачивали серые куски в тряпицы и прятали в заплечные мешки. Словом, жизнь наладилась, тревогу вызывали только немцы – что-то притихли. Наверняка готовят пакость, гады. В то, что германцы успокоятся, веры не было. И предчувствие не обмануло.
На германской стороне раздался звук трубы. Федор поднес к глазам бинокль. Его, как и пару пистолетов, солдаты поднесли из числа трофеев. Пистолеты Федор отложил – после разберется, а бинокль взял – вещь полезная.
От немецких позиций к ним шагали двое. Один нес белый флаг на длинной палке и периодически дудел в трубу. Другой шел рядом. Похоже офицер.
– Это кто, ваше благородие? – спросил у Федора Курехин.
– Парламентеры, – объяснил Кошкин. – Поговорить хотят.
– Пугнуть из пулемета? – предложил Силантий. – Не верю я германцам. Вы пойдете, а они стрелять зачнут.
– Вряд ли, – покрутил Федор головой. – Там же офицер. Не положено стрелять при переговорах – правила такие. Но на всякий случай подпущу поближе.