Мастерица варить кашу

Городищев. Сейчас приду. (Иннокентиев уходит.)

Явление 6

Клементьев, Городищев.

Городищев. Вы видите! И я должен не только хвалить, — должен сотрудничать, отделывать! И поэзия, и музыка, и живопись, и все, чего хотите! То помогай ей, то сам выдумывай для нее! О, я научился понимать, как искренно и глубоко тяготилась жизнью madame Maintenon! (Вздыхает.) Пишет идиллию! Ах, если бы только писала, — а то из жизни вздумала сочинять идиллию. Видите, в какую глушь забрались, в какой лачуге живем. Нам надоел шум и блеск, и богатство тяготит нас. Мы хотим наслаждения природою, сближения с народом, нам нужна крынка сливок и любовь, — и любовь идеальная, платоническая: вот уже третий день пробавляемся только поцелуями, — баба здоровая, разбирает ее, — стонет даже, а все-таки не смей итти дальше поцелуев. И таким-то образом, мы счастливы под убогою кровлею. — "Я построю шалет" — чего, построю! Уже построила, — или все равно, наняла! (Вздыхает.)

Клементьев (с добрым беспокойством). Да что ж это? Она больна? Физически или нравственно?

Городищев. Какое! (Вздыхает.) Душою здорова, как телом, а телом как корова. С жиру бесится и от глупости. Только.

Клементьев. Послушайте, Городищев: все-таки, не хорошо так говорить о ней. Она в сущности добрая женщина.

Городищев. Добрая, не спорю. Даже отчасти и люблю ее, — вы не поверите, а люблю. Но (ожесточенно махает рукою)… Желал бы я вам побыть неделю на моем месте, и послушал бы тогда, что вы заговорили бы! (Вздыхает.) Надобно итти к ней, ждет. (Громко.) Наденька, войди сюда.

Явление 7

Те же, Надя, как прежде останавливается у дверей.

Городищев (важно и ласково). Я передал тебе, Наденька, подарок Агнесы Ростиславовны, остается тебе выслушать ее приказание. Возьми две столовые ложки одеколона, одну ложку винегр-де-туалет, влей в чашечку и поставь согреться. Также согрей и держи согретыми свои руки. Слышишь, милая Наденька?

Надя. Слышу, Андрей Дементьич (хочет итти).

Городищев. Постой. Нет, рук не грей. А возьми большую мису, налей теплою водою и поставь на уголок очага, чтобы вода держалась теплою, очень теплою, — пока понадобится, потому что у меня есть мысль… Но если б и не так, то и для тебя удобнее, свободнее, — зачем же тебе жечь руки, когда можно обойтись без этого. Ты понимаешь, для чего вода?

Надя. Чтобы согреть в ней руки, когда будет надобно.

Городищев. Так. Соразмеряй температуру воды с этим назначеньем. Чем теплее, тем лучше, — но чтобы не было кипяток, чтобы не обожгла. Иди же и займись этим порученьем, Наденька. (Надя уходит. Городищев Клементьеву.) Вы извините, — Агнеса Ростиславовна ждет меня помогать ей продолжать идиллию. Я думаю, мы скоро придем сюда, или я пришлю за вами. Кстати, зачем же приехали к нам? Вы женитесь, у вас нет денег, — угадываю, милый друг, — не сомневайтесь, Агнеса Ростиславовна с удовольствием поможет вам. Она капризна, но вы знаете, она очень добра (уходит).

Клементьев (останавливая его). Моя просьба к ней вовсе не о деньгах. Моя невеста…

За сценою голос Румянцева: "Андрей Дементьич, Агнеса Ростиславовна вас зовет…"

Городищев. Иду, иду (убегает, в дверях сталкиваясь с Румянцевым и увлекая его).

Явление 8

Клементьев, потом Надя.

Клементьев (идя к дверям во внутренние комнаты). Надежда Всеволодовна, где вы? Могу я взойти?

Надя (за сценою). Нет, Платон Алексеич, здесь такая теснота, столько вещей нагромождено везде, повернуться негде. Лучше я выйду к вам (выходит).

Клементьев. Вы сказали, Надежда Всеволодовна, что если бы можно было вам итти за меня, вы пошли бы. Чего же было мне ждать больше? Я сказал Городищеву, что женюсь.

Надя. Напрасно вы говорили ему об этом, потому что этого не будет, и прошу вас, не начинайте говорить с Агнесою Ростиславовною, потому что вы только расстроите ее — и я сказала: не могу итти за вас, Платон Алексеич. Вы разлюбили бы меня, — пошли бы ссоры между нами, — или молча вы стали бы горевать и стыдиться, — это все равно, если еще не хуже, нежели ссоры, — только и было-бы, что погубила — бы я себя своим согласием, погубила бы и вас.

Клементьев. Что за фантазия Надежда Всеволодовна.

Надя. Не фантазия, Платон Алексеич, а горький опыт.

Клементьев. Скажите, пожалуйста, какая вы опытная! Верно уже много раз выходили замуж и губили и себя и мужей?

Надя. Не смейтесь, Платон Алексеич, я говорю правду.

Клементьев. Помилуйте, можно ли не смеяться? — "Опыт", где он был у вас? Я видел из письма Сидора Иваныча, что вы живете все так же, как жили при мне. Если бы я не знал, что у вас благородное сердце, расположенное любить, жаждущее любви, можно бы подумать, что вы бездушная эгоистка. Красивая девушка — и держит себя так, что никто не решается сказать ей комплимент. Признавайтесь: верно вы дали обещание прожить век монашенкою, — так?