– И жене вашей, – попросил Романов, – тоже ничего не говорите о точной дате. А ещё лучше соврите. Вы ведь не хотите, чтобы по ней или по вашей дочери ударило рикошетом?
– Кстати, – Леденцов вспомнил телефонный разговор, – а мои способности… или, скажем, свойства «компенсатора» передаются по наследству?
– Нет, – сказал Николай Николаевич, – это всегда внезапная комбинация генов. Если других вопросов нет, давайте приступим к тренировке.
«Опять, – незримо вздохнул Емельян Павлович. – Слава богу, скоро всё это закончится».
– Александр, – спросил Минич, – вы готовы поучаствовать?
Саня резво замотал головой, в зубах у него был зажат уже кусок копчёной колбасы.
– Тогда начнём с повторения теории. Напоминаю: ваша цель – не соперник, а его оружие. Вы должны его уничтожить.
– Но так, – подхватил Романов, – чтобы и ваше оружие было уничтожено в тот же миг…
Леденцов почувствовал себя в кинотеатре с системой Dolby Surround – слова лились в уши то слева, то справа.
Слова накатывались, как морской прибой, а на песке сознания оставался улов.
Нужно было не победить. И не проиграть. Нужна была акция по уничтожению световых мечей и тяжёлых щитов. Следовало довести себя и соперника до той точки кипения, когда каждый удар кажется последним, когда не думаешь о сбережении сил – только о силе удара. И тогда, в яркой вспышке, тень боя будет выжжена дотла.
– А что потом? – перебил Леденцов кого-то из говорящих. – Когда я и он… выгорим? Когда сгинут все эти «топоры» и «отбойники»?
– Не беспокойтесь, – сказал Минич, – свято место пусто не останется.
Романов промолчал.
И тут Емельян Павлович сообразил, что эти двое всё-таки разные. В глазах Сергея Сергеевича горела живая надежда на приключение, во взгляде Романова – уверенность в благополучном исходе.
– Николай Николаевич, – спросил Леденцов, – а вы Сергея Сергеевича намного старше?
– Раз в пять, – ответил Николай Николаевич.
24
– Ну и куда мы лезем? – Катенька понимала, что следует немедленно вмешаться и вытащить ребёнка из лужи, но сил уже не было.
Плюмбум, который мог бы пресечь Юлькино хулиганство, третий день кашлял, и его оставили дома.
Юлька остановилась у самой кромки воды и испытующе посмотрела на маму. Она уже знала, что перегнуть палку нельзя – мама уведёт с улицы и отправит в детскую «подумать о своём поведении». Но и лужу следовало изучить, она так и манила плюхнуться в самую середину. По маминому лицу ничего разобрать было нельзя, и Юля уточнила:
– Моно?
– Нельзя.
– А чиво?
Это был тестовый вопрос. Если мама ответит «А ничего!», значит, нарываться не стоит. Если «Надо так!», то можно немного повыпендриваться. А уж если начнёт честно объяснять – все, гуляй сколько хочешь, мама сегодня добрая.
– Надо так! – сказала Катенька.
– А где папа? – спросила Юлька, заранее зная ответ.
– В командировке. У него завтра важная встреча. А через день он должен вернуться. Подожди немного.
На этом активный словарный запас девочки закончился, и она решила повторить любимый вопрос.
– А чиво?
– Ой, зайка, – мама применила неожиданный ответ, – пойдём домой, а? Я сегодня такая уставшая.
Юлька бросила последний взгляд на призывное зеркало лужи и протянула ладошку.
Катенька приготовилась к марш-броску мимо старушек у входа. Обычно они устраивали громкое обсуждение непутёвых молодых матерей (Кати), которые морозят ребёнка (Юльку). Морозят – то есть выпускают в погожий майский день на улицу без шапочки.
Но сегодня бабушки были заняты обсуждением новостей. Катенька воспользовалась этим и, пробормотав короткое «Здрассте», отбуксировала Юльку в подъезд. Осталось только закрыть дверь, но название города, долетевшее от скамейки, заставило замереть на пороге.
Речь шла о том чёртовом городе, из которого её муж вернулся осунувшимся и потухшим – и в который он снова улетел снимать с себя проклятие своего дара.
– …так я ж тоже смотрела, Климовна! Там пожар был страшный, натри дома, а погорел всего один человек.
– И дом был всего один, и человека два.
– Не путай! Это снаружи кто-то помер. А в доме угорел один только.
– А остальных чего, вытащили? – вступила старушка, которая пропустила новости и теперь жадно утоляла информационный голод.
– Да в том-то и дело, что никто никого не вытаскивал! Все сами выскочили, причём ещё до пожара!
– Тьфу, нечистый! А который снаружи, он что, внутрь полез?
– Ты, Марковна, слушай, не перебивай. Он рядом стоял. А потом в обморок – бряк. И помер.
Катенька влетела в квартиру, прижимая к себе Юльку, как последнюю надежду. «Телефон! – бормотала она. – Почему я не взяла мобильник, дура!» Впервые Катенька бросила дочку в прихожей нераздетой. И впервые помчалась по любимому ламинату в обуви.
На экране телефона горела отметка неотвеченного вызова. Звонил муж.
– Вот видишь, – сказала себе Катя, – все хорошо! Он звонил! Это не он упал в обморок и помер.
Ей пришлось трижды глубоко вздохнуть, прежде чем пальцы стали попадать в кнопки. Трубку поднял Николай Николаевич.
– Не волнуйтесь, Екатерина Владимировна, – сказал он, и сразу захотелось волноваться ещё больше, – с вашим мужем всё в порядке. У него просто упадок сил.
– Позовите его!