Мастера и шедевры. Том 3

Некоторые современные западные искусствоведы испытывают своеобразное чувство ностальгии к этим далеким временам, приписывая им чудеса новаций, якобы напрасно забытые нашим искусством. Спору нет, кому-то очень хотелось бы, чтобы русское, советское искусство пошло за «уновисами» и «комфутами». Но этого, к счастью, не случилось.

В борьбе правды жизни с беспредметным формотворчеством рождалась новая красота нашего искусства.

Одним из «надежных антифутуристов» был Иван Шадр.

Он еще в Париже в начале века нагляделся на многие опусы и новации и всяческие «измы» и избрал себе иную дорогу. Он искал истинную красоту своей эпохи и работал, работал, работал…

А. М. Горький.

Иван Дмитриевич всегда помнил слова Родена:

«Упражняйтесь без передышки… Искусство — это только чувство. Но без знания объемов, пропорций, цвета самое живое чувство парализовано. Что станет с величайшим поэтом в чужой стране, язык которой будет ему незнаком?

А в новом поколении художников много таких поэтов, которые отказываются, к несчастью, учиться говорить. Поэтому они ограничиваются лепетанием…

Выполняйте ваш труд, как честные рабочие…

Положим, в оценке обывателя величайшими всегда будут фигляры, выделывающие затейливые выкрутасы карандашом и умопомрачительные фейерверки краской…

А между тем самое трудное… и самое высокое… это рисовать и писать просто…»

В жизни каждого большого мастера бывает миг, когда все помыслы и жар сердца, житейский опыт, талант и школа, словом, весь он целиком будто сливается в один порыв, в одно святое желание, неутолимое, жгучее, беспрекословное — твори!

И тогда художник достигает своей вершины.

Так рубил «Давида» великий Микеланджело. Так писал «Боярыню Морозову» Суриков…

Все, что умел Иван Шадр, весь пыл молодой души сорокалетнего, зрелого художника вложил он в, Булыжник — оружие пролетариата».

Он слышал голос отца, видел родные просторы Приуралья, вспоминал мудрые советы Родена и Бурделя, а главное, перед его глазами стоял однажды увиденный образ…

Екатеринбург… 1905 год. Кафедральная площадь… Боевые шаги рабочих дружин…

Не умозрительное построение, не плод холодной фантазии, не результат изыска формотворчества — сгусток своей крови, своей жизни вложил в эту работу скульптор.

Горькие страницы детства, трудный хлеб учебы, нелегкие парижские будни, судьбы его сверстников, буревые зори Октября — весь этот разноголосый хор звучал в душе ваятеля…

Перед ним вставали величественные памятники древней скульптуры. Он вспоминал шедевры Греции и Рима, воспевшие прекрасный образ Человека. Не мог забыть он творения французской школы. Рюда, Родена, Бурделя, бельгийца Менье…

Но ничто не могло затмить основное, первичное в его страстном желании утвердить, оставить людям нового человека, своего ровесника, земляка — могучего, красивого, победоносного. Создать героя эпохи, честного, простого, достойного сына России — родины Великой Революции 1917 года.

Сеятель.

Чем более велик мастер, тем сложнее — при всей обобщенности формы и кажущейся простоте решения, — тем тоньше колдовские колебания рельефа, объемов, из которых состоит скульптура, этих «впадин и возвышений», как говорил Роден.

Не модернистский обрубок, не каменный истукан, немой и безликий, — Человек, красивый и гордый, глядит на нас в творениях больших мастеров…

Это, однако, никак не значит, что скульптура — муляж, слепо копирующий модель.

Нет!

Ваяние — это строжайший отбор, величайшее умение убрать все лишнее и заставить говорить главное, характерное. Таковы творения Микеланджело и Донателло, Родена и Бурделя, Мухиной и Шадра…

Все, все во имя главной мечты каждого истинного художника-мечты о воплощении красоты Жизни, Человека, Природы.

Январь 1928 года…

Вернисаж всероссийской «Выставки художественных произведений к десятилетнему юбилею Октябрьской революции».

На ней впервые перед зрителем предстала скульптура Шадра «Булыжник — оружие пролетариата»…

Зритель восторженно встретил произведение Шадра. Более ста горячих отзывов в книге для простых посетителей были ответом народа. А критики?

Шадр получил одну из премий за свою скульптуру.

Искусствоведы ворчали, сравнивали творение художника… с «подставкой для лампы», иные приписывали Шадру «фальшь и искусственность».

60 лет. Как много мнимо сложного становится простым и четким, пройдя испытание временем!

Сегодня наша художническая мысль может спокойно и по достоинству оценить шедевр реалистического русского советского искусства, сотворенный Шадром.

Но в те годы мастер горько переживал свой «неуспех».

Жена художника вспоминает:

«Наружно Иван Дмитриевич был всегда очень спокоен, но это спокойствие было кажущимся, внутри он, конечно, очень переживал. Особенно отношение критики…»

Сезонник.

Изучая историю искусства, мы не раз убеждаемся в скороспелости, а порою просто недоброжелательности критики по отношению к жемчужинам искусства. Так было с Шадром.

Его винили как раз в том, что ему было вовсе не присуще, — в «муляжности», «академическом эпигонстве», «тщательности ремесленной отделки»…

Оставим это на совести критики той далекой уже поры…

Одно обидно…