Мастера и шедевры. т. I

Ветер прогнал тучу, и лунный свет опять как будто сдвинул с места собор. Но Винсент уже поборол испуг. Он приехал в Париж, чтобы победить мещан, салонную богему, тупых и хитрых маршанов. Покорить этот великий город. Что ему тени прошлого? Перед ним — завтра. И он шагает туда. Раньше других.

Ферма в Провансе. Арль.

«Мне нужна только победа», — громко сказал Ван Гог. Гулкое эхо в ночной тишине принесло слова обратно.

«Беда», — услыхал Винсент.

«Ах, эти старые храмы, — всегда вокруг них витают призраки».

Порыв холодного ветра сорвал шляпу, и Винсент побежал за ней. Вмиг пропала напряженность. Встречный мужчина в длинном плаще поймал шляпу и со смехом вручил ему.

- Не теряйте голову, пригодится, — пробасил он.

- Спасибо, — ответил Ван Гог.

Винсент остановился. Луна четко обрисовала Париж, громаду домов, шпилей, куполов … Художник поглядел на черные тела барж, похожих на огромных спящих рыб. В эту торжественную летнюю ночь он наконец поверил по-настоящему в свои силы и в свое призвание.

Происходит парижское свидание, которое войдет в жизнь мастера и приведет со временем к трагедии.

Ван Гог и Гоген…

Два апостола новой живописи узнали друг друга в 1887 году.

Винсент был сражен мощью, талантом и судьбою живописца Гогена, бросившего в тридцать пять лет жизнь буржуа и сменившего фрак на блузу художника… Париж все же утомлял и расшатывал без того слабое здоровье Ван Гога. Он стал невыносим.

Тео с горечью пишет сестре:

«В нем уживаются как бы два человека: один — на редкость одаренный, чуткий, добрый, другой — эгоистичный и жестокий. Конечно, он сам себе враг, потому что отравляет жизнь не только другим, но и самому себе».

Кризис назревал. Кредит у папаши Танги — продавца картин, дававшего Ван Гогу краски под его будущие полотна, — закрыт. «Тамбурин» — полукафе-полупритон — со своей вальяжной хозяйкой обанкротился, и с молотка вместе с обстановкой пошли и картины Винсента по одному франку за десяток полотен.

Кстати, эти же холсты через четверть века могли бы быть проданы за несколько миллионов франков…

Но это в будущем.

А пока Париж опостылел художнику, он мечтал об отъезде. Куда?

Арль…

Вот где можно «помериться кистью с солнцем». И опять у Ван Гога ощущение:

«Иду в пламя…»

Никто не знал, что будущий великий художник уже носил в душе зародыш нового: еще невиданный по энергии и пластике цвет. Его Голгофа была впереди, и он, предчувствуя беду, все равно шел ей навстречу, высоко подняв скуластое лицо. Его узкие глаза лихорадочно блестели.

Прощай, Париж!

Прощайте, блестящие Салоны, великолепные ателье — все, все, созданное не для него. До скорого свидания, серое парижское небо, любимый Лувр, свинцовая Сена, угрюмый Нотр — Дам …

Арль встретил Ван Гога зимней стужей. Дул ледяной мистраль, толстый слой снега покрывал городок. Кто мог подумать, что это «столица солнца»? Голубые обледенелые горы обступили Арль, и Винсенту показалось, что он видит… японскую гравюру.

Как ужасен зтот мороз! Влажный ветер делал холод невыносимым. Ван Гог мечтал о тепле, весне. Ах, Прованс, ты зло подшутил над художником! Но, как говорится, всему приходит конец. Зима прошла.

Могучее южное солнце вскоре показало свою неукротимую силу. Вмиг все зацвело, и Ван Гог пишет белопенные розовые сады. Десятки шедевров выходят из-под его кисти.

Наконец его могучая чувственность нашла выход. Все страсти, бушевавшие в Винсенте последние годы, благодатно нашли выражение в дышащих свежестью, чистотой, солнцем холстах. Это было упоение трудом, высшее счастье художника.

«Я убежден, — говорил он Тео, — в безусловной необходимости нового искусства живописи и рисунка, новой художественной жизни».

1888 год… Совсем немного до конца. Но с какой неистовой силой изливает чувства Ван Гог в искрометных, огнедышащих, трепетных полотнах! Все живет, движется в этом рожденном им ликующем мире…

Нет, это не спокойная радость холстов импрессионистов, ласкающая взор.

Грозно, порой жутко выглядит у Винсента Ван Гога даже самый мажорный сюжет. Что-то неведомо тревожное заложено в этих пронзительно правдивых, бездонных по глубине видения картинах.

Это были холсты, доведенные при всей своей реальности до знаков-символов. Казалось, что это апофеоз экспрессии.

Но это только начало прозрения.

Чем страшнее становилась жизнь Ван Гога, чем ужаснее судьба художника, чем безнадежней здоровье и меньше запас сил, чем ожесточеннее борьба с роком, тем блистательней его шаги к новым, еще неведомым высотам. Его полотна предельно напитаны соком жизни, любовью к природе-матери, началу всех начал…

Два года, всего два года отделяют нас от той трагической минуты, когда иссохшая рука Ван Гога схватит пистолет и…