Мастера и шедевры. т. I

Среди его мастеров — Гюстав Курбе, создатель знаменитых «Каменотесов», потрясших парижский Салон; Оноре Домье, воспевший простой люд и его нелегкую жизнь в своих «Прачках». Решительно и талантливо вступил на эту стезю наш Илья Репин, написавший «Бурлаков».

Подобные холсты были особо приметны, контрастны, ибо рядом с ними в роскошных Салонах, выставках продолжали улыбаться розовые нимфы и наяды, громыхать и бряцать доспехами шлемоблещущие Гекторы и Ахиллы, резвиться пасторальные пейзане.

Полотна Франсуа Милле и Гюстава Курбе, Михая Мункачи и Ильи Репина взывали к зрителю, строго вопрошая:

Почему?

И как будто ждали ответа на самые острые проблемы эпохи.

ВИНСЕНТ ВАН ГОГ

Истинный большой художник, подобно чуткой мембране, улавливает душой малейшие изменения времени, в котором живет, цвета, рисунок, самый воздух, отношения людей между собой.

Как птица чует приближение бури или грозы, так живописец или поэт задолго ощущает наступление эпохальных разломов.

Искусство. Некоторыми оно воспринимается как праздник, почти карнавал, где ряженые герои изображают жизнь, изумляя зрителя своими поступками, красотой.

Человек, увлеченный этим радужным потоком образов, как бы находит в нем отдых, приют от суровых будней, прозы бытия.

Это житейский, чтобы не сказать, мещанский, взгляд на живопись.

Зрители забывают, что даже на карнавале, взаправдашнем карнавале, бывают маски, от которых мороз пробегает по коже, и долго человек, узревший зловещее мелькнувшее видение, не может стряхнуть леденящий ужас, страх, овладевшие им.

Да, конечно, в большом, не салонном искусстве все обстоит значительно сложнее.

Художник призван растворять людям врата прекрасного. Но он не должен скрывать от человека тени бытия… Более того, среди живописцев есть мастера, которые особенно глубоко, личностно видели мир, с жестокой ясностью создавали страшные по остроте образы.

Их творчество отмечено печатью мощи гения.

Дар этих художников видеть красоту и уродство, ослепительный свет истины и мрак, бездну лжи и суеверий. Созданные ими фрески, картины, рисунки, офорты неповторимы.

Микеланджело со своим «Страшным судом», Босх, Брейгель, Эль Греко, Гойя, Ван Гог, Врубель.

Их искусство трагично.

Глядя на эти творения, ощущаешь восторг высоты и ужас падения. Так кошмарны шедевры Гойи, где можно встретиться с ослепительными красавицами, ведьмами и упырями. До боли правдивы зловещие полотна Брейгеля или апокалипсические прозрения Босха. Одинок, велик могучий Эль Греко, увидевший реальность чуда и пластически это подтвердивший. Судьбы мастеров, как правило, удивительны, могут служить сюжетом для трагедии-романа, насыщенного коллизиями самыми драматическими, где художник ведет один на один борьбу с роком.

Ван Гог…

Кто мог подумать, что голландец, воспитанный в бюргерской среде, вдруг станет художником, покинет родину, переберется во Францию, где бросит все, что знал и любил, начнет искать свой путь к людям и в какие-нибудь десять лет создаст в искусстве, где, казалось, все уже давно открыто, свой мир красоты, колючий, странный, неожиданно острый.

… Нидерланды. Страна голубоглазых пышнотелых богинь, краснолицых жизнелюбов. Много повидала она за свою историю. Ее народ, трудолюбивый, любящий свободу, испытал весь ужас иноземного ига. Но это было давно…

Изумрудные луга, голубые каналы, алые поля тюльпанов, песчаные пустыри, торфяники. Тучные стада. Унылые болота. Старые ветряные мельницы. Чистые домики крестьян. Древние маленькие и гордые большие города. Морские порты.

В провинции Северный Брабант был одним из самых бедных приход Гроот-Зюндерт. Сюда назначили пастором Ван Гога. Это был скромный человек из хорошей семьи, хранившей традиции истинных граждан своей страны. И когда у Ван Гогов родился сын 30 марта 1853 года, они нарекли его Винсентом, по имени дедушки — тоже пастора. Винсент значит Победитель. Если бы родители знали, судьбу своего сына, они бы не настаивали на этом имени: слишком много при жизни у него было поражений и слишком мало удач.

Так казалось. Но время рассудило по-своему.

Торфяники, пески, стонет влажный ветер, хлопает ставнями маленького пасторского домика. Серое скучное небо. Поросшая вереском пустошь. Вот неприглядный портрет земли, которая вскормила маленького Винсента. Он рос в окружении младших детей — брата и сестер. Был нелюдим. Угрюмый, нескладный, ершистый, с рыжими волосами, он производил странное впечатление. Особенно отпугивали скромных бюргеров глаза мальчика, узкие, чуть раскосые, с недобрым зеленоватым блеском.

Винсент собирал жуков, бабочек, завел гербарий, знал назубок названия растений и насекомых по-латыни, но от этого общения с природой характер ничуть не подобрел.

В восемь лет начал рисовать.

Первый опыт был весьма ординарен — крошечный котенок лезет на яблоню.

Работал он в одиночестве. Его резко обозначенные скулы ходили ходуном.

Даже в столь юном существе угадывался склад своеобычный. Ван Гог был крепко скроен, и сверстники его побаивались.