Судьбе было угодно, чтобы Франсиско Гойя вновь увидел родину. Неуютно, жутко показалось ему в Мадриде. Несмотря на внешние почести и громкую хвалу, он покидает вскоре Испанию. Теперь навсегда.
Гойя умер в Бордо 16 апреля 1828 года. Его хоронил весь город. Лишь через семьдесят лет, накануне XX века, его прах торжественно перевезут в Мадрид.
… И вновь звучит «Арагонская хота». И снова волшебник Глинка переносит нас в Испанию, на родину Гойи, и снова мы слышим, как шумит «бочаррос» в оливковых рощах Арагоны, как поет пастуший рожок. Наш слух чаруют чеканный ритм танца, сухой цокот кастаньет и гортанные аккорды гитар. Мы словно снова видим смуглое лицо самого Гойи — великого арагонца.
Искусство вечно. Творения Гойи продолжают жить, рождая все новые и новые ассоциации.
Канули в Лету Бурбоны и тысячи, тысячи других сановных и сиятельных лиц. Остался народ, его гений, труд, творчество. Осталось искусство Гойи, образы, созданные им. Осталась правда времени, показанная художником в гениальных «Капричос» и «Ужасах войны», в неподражаемых портретах, в «Махах», «Водоноске», в «Расстреле».
Каждый офорт, каждый холст, каждый рисунок Гойи — окно в жестокое время, в которое он творил, любил, ненавидел. Шедевры мастера говорят сегодня больше, чем сотни томов писаной истории. Говорят остро, непримиримо, честно. Такова неумирающая сила пластических открытий, созданных художником. Такова их неугасающая жизнь.
Музей изобразительных искусств имени Пушкина. И снова и снова я вижу неиссякающую очередь людей, желающих попасть на Выставку произведений из коллекции Арманда Хаммера. Ни мороз, ни непогода не мешали зрителям наполнять до отказа залы экспозиции.
Великий Рембрандт, блистательный Рубенс, изысканный Фрагонар, великолепный Коро, очаровательный Ренуар, тончайший Дега, пряный и острый Тулуз-Лотрек, ослепительные Ван Гог, Гоген, Модильяни…
В центре большого зала жемчужина экспозиции — шедевр Франсиско Гойи «Портрет актрисы Антонии Сарате», подаренный Армандом Хаммером Эрмитажу.
Гойя!.. Этот великий испанский мастер оставил людям целый мир образов. Короли, инфанты, нищие, гранды, актрисы, ученые, тореро, махи… Целый сонм характеров, острых и ярких, порою зловещих, порою чарующих. Казалось, что само бытие бьет ключом в полотнах Гойи. Мы забываем, глядя на его холсты, о манере живописца. Не обращаем внимания на почерк художника. Не видим отдельных пастозных ударов кисти, не замечаем тончайших касаний лессировок. Нас покоряет трепетная, тонкая и грубая, ароматная и зловонная, поющая и орущая, воющая и рыдающая, уродливая и обаятельная, трижды проклятая и все же благословенная сама жизнь.
«Портрет актрисы Антонии Сарате» написан мастером в первом десятилетии XIX века. Не античные пропорции лица, не безупречность осанки, не красота наряда заставляют нас с первого взгляда запомнить и полюбить навсегда ее образ. Нас магнетически приковывают немного тревожный взгляд широко открытых, чуть усталых глаз актрисы, мерцающие блики ее огромных зрачков, прикрытых тяжелыми, ясно очерченными веками. Антония чем-то удивлена, почти испугана… Ее брови вопросительно приподняты. Но профессиональное умение владеть своими чувствами и природная гордость заставляют сеньорину молчать. Ее накрашенные губки скрывают тайну. Лишь тонкие ноздри чуть вздрагивают, выдавая волнение. Неверный свет мерцая скользит по шуршащему шелку белой кружевной мантильи, окутывающей прелестную головку и подчеркивающей тонкий овал лица. Он озаряет перламутровую прохладу лба, обрамленного густыми кудрями, касается нарумяненной округлости щек и рассыпается жемчужными брызгами по серебряной снежности корсажа, заключенного в пушистую раму горностаевого меха, и наконец загорается пурпурными бликами на наброшенной на плечи накидке.
Безмерная бездна ночи окружает молодую испанку. В ее душной черноте — неведомая опасность. Эхо этой бархатной мглы — в широко открытых глазах, печальных и испуганных. Чем? Это тайна. Но в этой тайне, в этой нераскрытости весь Гойя, певец своего времени. Это он сказал горькие, как полынь, слова: «Мир — это маскарад: лицо, одежда, голос — все подделка; каждый хочет казаться не таким, каков он на самом деле, каждый обманывается, и никто не узнает себя».
Испания начала XIX века… Пора власти самого реакционного двора в Европе. Глубокая ночь реакции царила в стране, находящейся накануне взрыва. В эти годы Гойя, несмотря на звание первого живописца короля, независимо и гордо глядел прямо в глаза дегенеративным коронованным деспотам, он презирал и ненавидел корыстолюбивых вельмож и ханжей-церковников, терзавших народ.
Портрет актрисы Антонии Сарате.
Гойя был мудр. О нем говорили, что его картины кажутся написанными мыслью, и его кисть заставляет нас сегодня услышать в бездонном безмолвии мрака, окружавшего прелестную Антонию Сарате, и зловещий шепот наушников, и сладкие комплименты придворных хамов, и звон гитары, и звуки романса, и прерывистое дыхание, и шелест кружев… Жизнь, терпкая и желанная, предстает перед нами.