Мастера государственной измены

’’Философский камень’’ и мистические слова вроде ’’Тетраграм-матон’’ — все это звенья в одной цепочке — отделить себя от Бога, создав для себя особые условия существования, которых нет у других людей и которыми таким образом можно управлять. На бытовом языке это называется проявлением крайнего эгоизма, ибо такие условия возможны только для своих (то есть для членов масонской ложи), все остальные рассматриваются как враждебная среда, которую надо всеми силами преодолеть. Бог говорит: благо должно быть для всех, масоны стремятся к нему только для себя. Кто не согласен с этим — тот враг. ’’Любовь к врагам, — утверждал великий мастер масонской ложи О. А. Поздеев, — совсем для человека не естественна, ибо как мы можем любить врагов, когда мы не умеем еще любить и друзей... надо научиться сперва любить друзей и ненавидеть врагов...’’[103].

Личность О. А. Поздеева очень точно отражает нравственный облик российского масона конца XVII — начала ХХ века, сочетавшего возвышенные пустые фразы о самосовершенствовании с практической ненавистью к обычаям и идеалам русского народа, презрение к простым людям. Поздеев начал службу при известном масоне графе Н. И. Панине, затем перешел правителем канцелярии другого знаменитого масона З. Г. Чернышева. В 43 года он назначен великим мастером провинциальной, подчиненной Москве ложи ’’Орфея’’ и посвящен в члены московского ордена розенкрейцеров, а с 1789 года он уже обрядоначальник ’’Теоретического градуса’’. В начале XIX века Позде-ев считался высшим авторитетом. ’’Московские масоны высшего круга смотрели на него даже как на святого. У него происходило посвящение в магистры лож; к нему за советом обращались начальники лож, как теоретических, так и практических’’[104].

Поздеев был в полном смысле этого слова жестоким крепостником и притеснителем своих крестьян. Он выступал против ’’учености’’ среди крестьян и был категорически ’’противу дарования простому народу так называемой гражданской свободы’’. В своем имении он обременял крепостных чрезмерными работами, подвергая ’’нещадным’’ телесным наказаниям, распродавал в рекруты. Жестоко эксплуатируя их труд, он устроил стеклянный завод, для которого требовал, чтоб каждый мужчина от 15 от 70 лет доставлял в год 30 сажен дров и 30 четвертей золы (настоящая большевистская норма). Многие крестьяне от тяжелых работ, суровых наказаний и всяческих притеснений разбежались из имения. В ответ он еще больше усилил повинность с крестьян, заставляя их выполнять норму и за беглецов, потребовав с каждого работника по 3 четверти золы и по 3 сажени дров в неделю, за неисполнение чего жестоко их наказывал[105].

Сомнительный образец нравственности представлял и другой видный руководитель масонства александровского времени И. В. Лопухин, составивший несколько масонских книг. Еще в 80-х годах XVIII века он достиг высших масонских степеней, являясь надзирателем для русских ’’братьев’’ в Директории теоретической степени. Его авторитет среди вольных каменщиков был очень высок. Однако совсем иначе к нему относились русские люди, не связанные с ’’фармазонством’’. В воспоминаниях Лопухина поражает его мелкая мстительность в отношении к своим противникам, которых он готов обвинить во всех смертных грехах. Его имя связано с многочисленными тяжбами по денежным делам. Используя свою ’’репутацию’’ важного масона, Лопухин брал у богатых людей деньги в долг, но редко их отдавал. Даже друзья порицали Лопухина за двойственность. ’’Разве... дело наше состоит в том, чтобы исповедовать словами имя Христово, а внешние дела попускать... по общему движению страстей’’, — писал о Лопухине М. М. Сперанский, осуждая его за сутяжничество и нечестность в денежных делах[106].

Современники отмечают склонность Лопухина к ’’пьянству и чванству’’. Интересную характеристику этому масону дает граф Ф. В. Ростопчин. ’’Лопухин, — пишет он, — человек самый безнравственный, пьяница, преданный разврату и противоестественным порокам, имеющий 60 тысяч рублей дохода и разоряющий целые семейства, которым не платит, занимая у них деньги; издатель мистических книг, подающий одной рукой (лицемерно. — О. П.) милостыню бедняку и отгоняющий другою своих злосчастных заимодавцев’’[107]. В старости Лопухин женился на зависимой от него девушке из купеческого сословия.

Такой нравственный облик масонских начальников подавал пример и ’’братии’’. Как отмечали исследователи этого времени, «для многих масонство, особенно в форме розенкрейцерства, было не ’’модой’’, а ’’маской’’, очень удобной для прикрытия самых темных дел — грязного разврата, ненасытного корыстолюбия и жестокого крепостничест-ва»[108].

В это время как никогда в масонской среде процветали доносы и наушничество, особенно связанные с тем, что в ложи хлынуло космополитическое чиновничество, ждавшее от своего участия в масонском подполье немедленной награды, практикуя все испытанные этим сословием методы продвижения по службе.