Мастера государственной измены

Ответ. Здесь, не говоря еще ничего, яко совершенный преступник в истинном и сердечном моем раскаянии и сокрушении, повергаю себя к стопам Ее Императорского Величества, яко не достойный никакого милосердия и помилования, но повинный всякому наказанию, которое воля Ее Императорского Величества мне определит. Сие истинное и сердечное мое раскаяние исповедую пред Богом Спасителем моим и пред Его Помазанницею, Ее Императорским Величеством, и повергаю себя к стопам Ее, ожидая своей судьбы от Нее, и все искренне открою. Бумага сия, показанная мне, писана рукою коллежского советника Баженова в 1775 году — в конце или начале 1776 года. Баженов, кажется, в 1774 году сделался знакомым нам через Карачинского Василья Яковлевича; Карачинский был уже масоном и с ним в связи, а после и Баженов также принят в масоны и сделался с нами поэтому коротко знаком. В вышепоказанном году ездил он в Петербург по своим делам, перед отъездом за несколько сказал он мне и Гамалее, что он по приезде будет у той особы[154], о которой в бумаге говорится, и сказал, эта особа ко мне давно милостива и я у нее буду, а ведь эта особа и тебя изволит знать, так не пошлете ли каких книжек. При сем он ли мне сказал, что слышал от купца, торгующего книгами в Петербурге, или я сам слышал от того купца, а купец этот, Глазунов, был пред тем в Москве и был у меня по книжным торговым делам, сего истинно не помню, — что для такой особы искали в книжных лавках новый перевод Арндтова ’’О истинном христианстве’’. Я отвечал, что особа меня знает только потому, что я раза два или три подносил книги, и не думаю, чтобы та особа помнила меня; однако мы посоветуемся со старшими братьями об этом, и как решимся, посылать ли эти книги или нет, я тебе после скажу; с тем мы и расстались. А где он об этом говорил, у себя ли в доме или у меня, не помню.