Мастер Загадок

— Ничто не просто.

Пальцы волшебника проследили кривизну былинки до самого кончика.

— Есть и простые вещи. Ночь. Огонь. Былинка. Если вложить руку в пламя и думать о боли, обожжешься. Но если думать только о пламени или о ночи, принимая их, ни о чем не вспоминая… Все становится очень просто.

— Я не могу забыть.

Чародей хранил молчание. Ко времени, когда рыба принялась шипеть и брызгать соком, снова начался дождь. Они поспешно поели и, оборотившись, полетели под холодным ливнем, чтобы укрыться на подходящем дереве.

Путники в обличье ворон пересекли Осе два дня спустя и снова обернулись людьми на берегу скорой и шумной реки. Было далеко за полдень. С некоторым удивлением они смотрели друг на друга, словно их поразил почти забытый, естественный облик. Рэдерле со вздохом рухнула на старое бревно.

— С места бы больше не трогалась, — прошептала она. — До чего надоело быть вороной. Того и гляди, разговаривать разучусь.

— Пойду-ка я на охоту, — заметил Моргон. Он стоял неподвижно, намереваясь шагнуть, но усталость нахлынула на него, точно ледяная вода.

— Нет, я пойду, — сказал Ирт и вновь оборотился, прежде чем Моргон успел ответить.

Сокол взвился в воздух — все выше и выше — горделивой сверкающей дугой сквозь дождь и солнце, затем наконец решил, что высота достаточная, и пошел кругами.

— Как, — прошептал Моргон. — Как он может охотиться вслепую?

Он подавил внезапное побуждение тоже прочертить сверкающий след в светлом небе и поплыть рядом с соколом. Пока он наблюдал за птицей, та ринулась вниз — стремительно и тяжко ушла в густую тень деревьев.

— Он подобен Властелину Земли, — сказала Рэдерле, и резкий холодок пробежал по телу Моргона. Слова девушки прозвучали как звон меча.

— Их всех отличает эта гибельная красота.

Они следили, как птица поднимается с земли, темная во внезапно померкнувшем свете. В когтях сокола бился какой-то пойманный им зверек. Рэдерле медленно встала и начала собирать хворост.

— Ему понадобится вертел.

Моргон срезал прут с молодого деревца и стал его очищать, а сокол тем временем уже возвращался. Он оставил убитого зайца у костра Рэдерле, и через миг на месте птицы снова стоял Ирт. На мгновение глаза его показались незнакомыми, полными чистого, свежего воздуха и гордой целеустремленности небесного охотника, затем, неуловимо изменившись, стали прежними. Моргон задал свой вопрос голосом, который прозвучал по-ученически смиренно.

— Я чую запах своей жертвы, — объяснил волшебник. Он достал из-за голенища нож. — Ты бы освежевал его, а? Мне это будет трудновато.

Не сказав ни слова, Моргон принялся за работу. Рэдерле подобрала прут и закончила его очищать.

— А ты говоришь по-соколиному? — внезапно спросила она с робостью в голосе.

Могущественное слепое лицо повернулось к ней и внезапно смягчилось. Нож в руке Моргона замер над тушкой зайца.

— Немного.

— Можешь меня научить? А не то что, мы так до самого Херуна и будем лететь воронами?

— Если тебе угодно… Я думал, что, уж коли ты из Ана, тебе привольнее всего в обличье вороны.

— Нет, — мягко сказала она. — Мне теперь много что подходит. Но спасибо тебе за заботу.

— Кем ты уже оборачивалась?

— О… Птицами, деревом, лососем, барсуком, оленем, летучей мышью, турицей… Я давно потеряла счет. Это все было тогда, когда я искала Моргона.

— Ты всегда находила его.

— Ты тоже.

Ирт рассеянно пошарил вокруг себя, ища ветки с развилками, чтобы положить на них вертел.

— Да…

— Зайцем я тоже оборачивалась.

— Заяц — добыча сокола. Настраивайся в лад с законами земли.

Моргон швырнул заячью шкурку и требуху в папоротник и потянулся за вертелом.

— А законы Обитаемого Мира? Они ничего не значат для Властелина Земли?

Волшебник сидел тихо-тихо. Казалось, безжалостная целеустремленность сокола опять всколыхнулась в невидящем взгляде, и Моргон почувствовал дерзость своего намека. Он посмотрел в сторону. Ирт уклончиво заметил:

— Ну, положим, не всегда так.

Моргон пристроил вертел с наколотым на него зайцем над огнем и разок-другой повернул, чтобы проверить его прочность. Тут его поразила двусмысленность слов волшебника. Он уселся на корточки, пристально глядя на Ирта. Но с чародеем разговаривала Рэдерле, и боль в ее чистом голосе побудила его сидеть тихо.

— Тогда почему, как ты думаешь, мои родичи воюют против Высшего на Равнине Ветров? Если могущество — это просто знание о дожде и огне, а законы, в лад которым они настроены, — законы земли?

Ирт снова погрузился в молчание. Солнце исчезло за невесть откуда наплывшими тучами, протянувшимися через небо на западе. Сумерки и туман начали подступать к стоянке путников. Волшебник протянул руку, нащупывая вертел, и медленно повернул его.

— Мне кажется, — начал он, — что Моргон прав, предполагая, что Высший ограничивает могущество Властелинов Земли. Это сама по себе достаточная причина для них желать войны… Но, кажется, немало загадок таится в ней. Каменные дети в Исиге много столетий назад повлекли меня к своей гробнице, передав мне свою щемящую печаль. У них отняли их могущество. Дети — это наследники, мощь — она по праву принадлежит им, возможно, поэтому их и сгубили.