Мастер Загадок

В горле у него пересохло, все мышцы тела напряглись в ожидании. Он заметил движение в одном из окон, неясное в отблесках свечей, и подумал: кто бы это мог так поздно бодрствовать в их доме? Затем на него неожиданно обрушился запах влажной земли, оплетенной корнями; воспоминание за воспоминанием пускало побеги, и тоненькие корешки землезакона начали пронизывать Моргона, пока на какую-то долю секунды он не перестал ощущать свое тело и разум его не охватил всю хедскую землю. Он замер, жадно глотая воздух. Человек за окном пошевелился. Загородив собой свет, он всматривался в ночь — крупный, широкоплечий, безликий. Внезапно он повернулся и промелькнул в другом, потом в третьем окне. Двери Акрена распахнулись настежь; коротко гавкнула собака, послышались шаги на крыльце. Кто-то пересек двор и остановился под угловатой тенью крыши.

— Моргон? — Это имя прозвучало вопросом в неподвижном воздухе. Затем оно повторилось, взлетев криком, переполошившим всех собак, по мере того как эхо все дальше и дальше катилось по полям. — Моргон!

Элиард подбежал к нему прежде, чем Моргон успел пошевелиться. Волосы у его брата были цвета масла, на плечах вздулись крутые узлы мускулов, лицо, освещенное луной, поразительно напоминало отцовское. Элиард едва не задушил Моргона в объятиях, истово лупя его кулаком по лопаткам.

— Давненько ты не показывался дома, — вырвалось у него, и, сказав это, Элиард заплакал.

Моргон попытался заговорить, но в горле было слишком сухо; он прижался лбом к плечу брата.

— Ты человек-гора, — прошептал он. — Уймись наконец…

Элиард оттолкнул его и принялся трясти за плечи.

— Я, знаешь, прямо только что ощутил твой разум внутри моего, точно так же, как и прежде, во сне — когда ты был в этой горе… — Слезы струились по его лицу. — Моргон, прости меня, прости, прости…

— Элиард…

— Я знал, что ты в беде, знал и ничего не сделал… Но я не представлял себе, что я могу сделать, а потом ты умер и землеправление перешло ко мне… Ну а теперь ты вернулся — а у меня все то, что по праву принадлежит тебе. Моргон, клянусь, если бы это было возможно, я бы вырвал из себя это землеправление и опять отдал тебе…

Моргон стиснул брата что было сил, и тот умолк.

— Не говори мне этого больше. Никогда.

Элиард без слов воззрился на него, и Моргон почувствовал, что держит в своих объятиях не просто брата, а всю силу и невинность Хеда. Он сказал уже спокойнее, обняв эту невинность своими руками:

— Ты — плоть от плоти этой земли. И мне нужно, чтобы ты оставался здесь и заботился о Хеде. Мне нужно это так, как ничто другое.

— Но, Моргон, ты тоже плоть от плоти этой земли. Это твой дом, ты пришел домой…

— Да. До рассвета.

— Нет! — Пальцы Элиарда снова стиснули плечи Моргона. — Не знаю, от чего ты бежишь, но я не потерплю, чтобы ты опять исчез. Ты останешься дома. Мы можем биться за тебя. Хотя бы вилами и косами. Или я попрошу у кого-нибудь войска…

— Элиард…

— Заткнись! Может быть, у тебя лапы, как у медведя, но больше ты не зашвырнешь меня в розовые кусты Тристан. Ты останешься здесь, ты родом отсюда…

— Элиард, да прекрати ты орать!

Он легонько встряхнул брата за плечи, и тот умолк от удивления. Затем вокруг них взметнулся небольшой смерч — это примчалась Тристан, а за ней собаки — с веселым лаем, который смешивался с радостными возгласами сестры Моргона. Тристан, не останавливаясь, налетела на Моргона и кинулась ему на шею, уткнулась лбом в его ключицу и замерла. Он целовал ее в голову, в плечи и в руки, куда только могли добраться его губы, затем отодвинул от себя и, взяв обеими руками ее лицо, поднял так, чтобы видеть глаза.

Сейчас он едва узнавал ее — что-то в его взгляде побудило ее опустить глаза, и она снова молча обвила брата руками. Затем она увидела Рэдерле, потянулась к ней, а собаки лаяли и становились лапами ему на грудь, пытаясь лизнуть в щеку. В окнах дальних домиков начали зажигаться огоньки.

На какой-то миг Моргон ощутил прилив глубочайшего отчаяния, а затем просто-напросто успокоился — подобно тому как спокойно бежит под ногами дорога, а с неба льется лунный свет. Собаки отступили. Тристан и Рэдерле прекратили щебетать и снова обратили свои взгляды к князю Хеда. Элиард стоял как вкопанный, невольно заражаясь его молчанием.

— Что-нибудь неладно? — наконец спросил он уже совсем невесело.

Моргон подошел к нему и устало положил руки на плечи брата.

— Слишком многое, — сказал он. — Элиард, я навлекаю на тебя опасность просто тем, что стою здесь и говорю с тобой. Давай хотя бы войдем в дом.

— Давай, — сказал Элиард, не двигаясь с места.

Лицо его обратилось теперь к Рэдерле — она стояла, точно пятно из теней и туманных линий, с огнисто посверкивающими самоцветами шпилек в растрепанных волосах. Рэдерле улыбнулась, и Моргон услышал, как Элиард закашлялся.

— Рэдерле Анская? — спросил он на всякий случай, и девушка кивнула в ответ, произнеся одновременно:

— Да.

Она протянула руку, и Элиард пожал ее так, как если бы рука эта была из мякины и могла в любой момент развеяться. Неловкость связала его язык.