Мастер всея Галактики

— В Канзас — Сити я научилась, как не следует реагировать, если это невыгодно мне. Именно это и выручило меня оттуда и спасло от болезни. Вот что они для меня сделали. Такая реакция, как у тебя — всегда плохой признак, так как указывает на дефект приспособляемости. Там, в Канзас — Сити они называют это паратаксисом. Тип эмоциональности, вступающей в межличностные отношения и усложняющей их. Не имеет значения, что это будет: ненависть, зависть или, как в твоем случае, — страх. Все равно это — паратаксис. А когда эти чувства приобретут достаточную силу — считай, что у тебя душевная болезнь. А когда они возьмут над тобой власть — у тебя «шиза», так случилось со мной. Хуже ничего быть не может.

Я приложил к губе носовой платок, промокая рану, но этим лишь разбередил ее. Я не мог объяснить Прис свою реакцию, да и не пытался.

— Можно, я поцелую бобо? — спросила Прис. — И до свадьбы заживет?

Я очень пристально посмотрел на нее, но ничего, кроме выражения нерешительности и участия, не увидел.

— Черт, — взволнованно ругнулся я, — она заживет… — Я был смущен и избегал смотреть на Прис, так как снова почувствовал себя маленьким мальчиком… — Взрослые так не разговаривают друг с другом, — пробормотал я. — Всякие там поцелуи и «бобо» — что это еще за глупый лепет?!

— Я только хочу помочь тебе… — Ее губы задрожали. — О, Льюис, — все кончено!

— Что еще кончено?!

— ОН жив. Я никогда больше не смогу к НЕМУ прикоснуться. Что же мне делать сейчас? У меня нет больше цели в жизни.

— Господи Иисусе! — вздохнул я.

— Моя жизнь пуста — я как будто бы мертва. Все, что я делала и о чем думала — был Линкольн. — Дверь лифта открылась, и Прис направилась в фойе. Я шел следом. — Тебе все равно, к какому доктору идти? Думаю, нам с тобой достаточно проехать чуть дальше по нашей же улице, — сказала Прис.

Мы сели в белый «ягуар», и она снова начала:

— Скажи мне, что делать, Льюис?! Я должна немедленно что — то предпринять!

Ответить на такой вопрос нелегко, и я просто сказал:

— Ты выкарабкаешься из этой депрессии…

— Я никогда еще не чувствовала себя ТАК.

— Я думаю. Может быть, ты сможешь добраться до Папы Римского. — Это было первое, что ни с того, ни с сего пришло мне в голову. Бессмыслица какая — то.

— Хотела бы я превратиться в мужчину. Женщины слишком зажаты со всех сторон. Тебе, Льюис, все пути открыты. А кем может стать женщина? Домохозяйкой или служащей, машинисткой или учительницей…

— Стань доктором, — предложил я, — зашивай разорванные губы.

— Я не переношу больных, убогих или дефектных. Ты это знаешь, Льюис. Именно поэтому я везу тебя к доктору. Я вынуждена отводить свой взгляд от такого покалеченного.

— Я не покалечен! У меня всего лишь рассечена губа! Прис выжала педаль стартера, и мы выехали на дорогу.

— Я собираюсь забыть Линкольна. До конца своих дней я не вспомню о НЕМ. С этой минуты для меня это всего лишь объект, товар на продажу.

Я кивнул.

— Меня это волнует, так как Сэм Берроуз покупает ЕГО. У меня нет в жизни иной задачи, кроме этой. С сегодняшнего дня и на все остальное время мои мысли и поступки будут вертеться вокруг Сэма Берроуза.

Если даже мне и хотелось расхохотаться над тем, что она говорит, достаточно было лишь взглянуть ей в лицо. Выражение было таким унылым, таким несчастным и безрадостным, без малейшего проблеска хорошего настроения, что мне оставалось лишь кивать головой. Отвозя меня к врачу зашить губу, Прис не могла обойтись без торжественного повествования о том, чему именно она посвятит свою жизнь, будущее и все, что в этом будущем произойдет… Это вроде разновидности маниакальной прихоти. Понятно, что этот поток вырвался наружу оттого, что Прис вне себя от отчаянья. Прис казалось невыносимым провести хотя бы миг без какого — нибудь занятия. Ей необходима цель. Путь насилия над Вселенной, только тогда жизнь приобретала смысл.

— Прис, — сказал я, — твоя проблема в том, что ты рассудительна.

— Ты не прав. Все говорят, что в своих поступках я руководствуюсь эмоциями.

— Ты руководствуешься железной логикой. Это ужасно. Тебе необходимо от этого избавиться. Скажи об этом Хорстовски, попроси его освободить тебя от логики. Ты живешь так, словно руль жизни изогнут в точности по какой — нибудь геометрической теореме. Смягчись, Прис! Будь беззаботной, сумасбродной и глупой. Соверши что — нибудь бесцельное и непреднамеренное. Ладно? Ну хотя бы, например, не тащи меня к врачу. Вместо этого выкинь — ка около чистильщика. И мои ботинки засияют!

— Они и так всегда сияют.

— Вот видишь? Видишь, как ты не можешь не быть логичной все время?! Останови — ка машину на следующем перекрестке, и мы с тобой выйдем и оставим ее на произвол судьбы или сходим в цветочный магазин, накупим цветов и забросаем ими других водителей!

— А кто заплатит за цветы?

— А мы их украдем. Не заплатим и убежим!

— Дай — ка мне это обдумать, — сказала Прис.

— Да хватит тебе думать — то! Ты что, никогда в детстве ничего не стащила?! И ни разу ничего не разбила. Ну, хотя бы уличный фонарь или другую общественную собственность, черт тебя дери?!