Мастер ветров и закатов

При Великом Магистре Нуфлине Мони Махе Явные (то есть общедоступные) ворота главной резиденции Ордена Семилистника открывались только на рассвете и на закате. Причем для всех посетителей сразу, начиная с Королевских курьеров и заканчивая особо простодушными иностранцами, которые иногда приходят в Иафах как в музей, в надежде бесплатно поглазеть на знаменитых угуландских колдунов; еще и обижаются, когда им отказывают в аудиенции. Кроме них войти обычно желали любовницы и приятели адептов Ордена, пришедшие их навестить, торговцы с заказанным товаром, городские сумасшедшие, замыслившие покушение на Великого Магистра при помощи табурета с остро заточенными ножками, законопослушные граждане за разрешениями на разовое применение магии высокой ступени, юные карьеристы из провинции, жаждущие немедленно вступить в Орден, журналисты из «Королевского голоса», твердо намеренные получить официальный комментарий по очередному щекотливому вопросу, и до кучи какой-нибудь портовый нищий, имевший неосторожность проиграть в карты на желание и отправленный в Иафах за милостыней – в ту пору это была любимая штука городского дна; учитывая общеизвестную скаредность покойного Магистра Нуфлина, довольно злая.

Рассказывают, иногда у Явных ворот собирались здоровенные очереди; потом все посетители одновременно вламывались в приемную, и дежурный сходил с ума, пытаясь понять, кто все эти люди, или хотя бы разобрать, что они говорят.

Сэр Шурф Лонли-Локли, единственный известный мне человек, способный привносить в бюрократию здравый смысл, став новым Великим Магистром Ордена, первым делом прикрыл этот бардак. В смысле, издал соответствующее распоряжение, и Явные ворота теперь держат нараспашку круглосуточно. А на пороге всегда дежурит кто-нибудь из Младших Магистров. Ясно, что дальше приемной все равно почти никто не пройдет, но некоторых особо одаренных веселой природой визитеров и в приемную допускать не следует. Вот их-то и отсеивают прямо на входе.

Я очень надеялся, что не попаду в их число – плакал тогда мой замысел. И, что гораздо обиднее, труд. Тяжелый мучительный получасовый труд перед зеркалом, где я, тщательно выполняя только вчера полученные от Джуффина инструкции, пытался превратиться в согбенную старуху. В смысле, соответствующим образом изменить лицо. За тело я на этом этапе браться не решился бы; к счастью, здешняя одежда так хорошо скрывает подробности, что для маскировки вполне достаточно хорошенько ссутулиться и, скажем, слегка захромать.

Образ был выбран сразу по нескольким причинам. Во-первых, когда еще ни черта толком не умеешь, проще наворотить неведомо чего, чем аккуратно внести в свой облик небольшие, но значимые изменения. Чем нелепей результат, тем менее заметны ошибки, которых новичку не избежать. Одна глубокая складка на лбу должна выглядеть достоверно, зато когда морщин несколько сотен, никто не станет оценивать качество каждой из них. Мне, конечно, здорово не хватало соответствующего парика, но и тут нашелся выход – если скрутить из покрывала громоздкий тюрбан, достойный венчать голову любого городского сумасшедшего, никому в голову не придет приглядываться, торчит ли из-под него хоть одна седая прядь. По крайней мере, первые несколько минут. А дольше вряд ли потребуется.

Во-вторых, я решил, что так меня будет труднее всего узнать. Просто никому в голову не придет при взгляде на нелепо одетую старушенцию: «А уж не сэр ли Макс это случайно?» Я всегда считался довольно эксцентричным, но все же есть поступки, которых от меня не ожидает никто, даже люди, очень хорошо меня изучившие. То есть они – в первую очередь.

Ну и в-третьих, мне показалось, что так смешнее всего. На самом деле, одного этого аргумента было достаточно. Когда ты выбит из колеи, растерян, нервничаешь, устраивай балаган – такое у меня правило. Оно не настолько нелепо, как может показаться – хотя бы потому, что позволяет отвлечься. К тому же, пока я маюсь дурью, в жизни образуется своего рода пауза, в ходе которой взволновавшие меня обстоятельства вполне могут опомниться и стать более благоприятными; не сказал бы, что так случается всегда, но шанс есть.

Все вышесказанное более-менее объясняет, почему вместо того, чтобы просто послать зов самому близкому и надежному из своих друзей, сказать: «Я вернулся в Ехо, ай, не спрашивай, сам в шоке; мне срочно нужен совет и просто поговорить», – я решил устроить для него нелепый розыгрыш с переодеванием.

Хотя существует и альтернативное объяснение, короткое и внятное: я – придурок, каких свет не видывал. По крайней мере, иногда я точно он.