Мастер убийств

— Салио! Ми пронто! На Арбалетную улицу! И будь аккуратнее, омбре! Если кого-нибудь задавишь; нам — каюк.

Грузовичок поднатужился, взревел и рванул из двора в узкую аллею. Эту поездочку Нику не позабыть никогда. Либо водитель был каким-то невероятным мастером, либо у него имелось благословение каждого святого из агиологии[40]. Шины визжали от непереносимой пытки. Один раз их занесло и грузовик чиркнул бортом по стене. Каждый поворот проходили на двух колесах — временами Нику казалось, что он бредит. И Картеру стало как-то жаль, что он не в своей такой надежной и спокойной тюрьме…

На него никто не обращал внимания. Он сидел, затиснутый в угол, словно на подкидной доске, задыхаясь от адской смеси пота, крови, дешевого бренди и ядреного табака. Всякий раз, когда он наклонялся, автомат пребольно поддавал ему под ребра.

Говорила девушка. На Ника неизгладимое впечатление произвело то, с каким почтением слушала ее вся эта жутковатая банда. Она была боссом — эль хэфе — в этом не было ни малейших сомнений!

— Потери? — она заговорила спокойнее, как-то по-родственному, и на сей раз ее голос звучал не столь пронзительно. Ник подумал, что да, это вполне приятный голос.

— Трое, сеньорита. Все мертвы, — ответил кто-то.

— Ты уверен?

В разговор вступил похожий на заместителя мужчина:

— Я уверен, Кармена. Двое умерло мгновенно; а Рикардо подстрелили, и он так долго помирал. Так что я лично перерезал ему глотку!

В психопатически трясущемся грузовике наступил момент внезапной тишины. Затем девушка сказала:

— Бьен! Нельзя было оставлять его этим бастардос! Так что нас осталось семеро, си? Не так плохо. Вы славно поработали. Эль Лобо будет доволен.

Внезапно грузовичок остановился на въезде в Джерону. Ника повели в приземистое каменное здание, находящееся внутри «барреры». Дом был погружен в темноту. Мужчины и девушка переговаривались шепотом; никто не курил. Небо, словно свинцовый купол, надвинулось на них; ночь освещал снег. Ветер давил Нику на лицо ледяными пальцами.

Еще ступени. Все дальше и дальше вниз вели они в нависающую аркой пещеру, где на сочившихся влагой стенах чадили факелы в железных канделябрах. Посередине стоял огромный стол, сделанный из досок, набитых на бочки. Рядом притулились несколько древних стульев. В углу Ник увидел штабеля бочонков, коробок и обернутых в джутовую мешковину тюков и подумал о Пабло. Пареньку не кисло было бы увидеть все это: вот уж действительно настоящий притон контрабандистов!

Кто-то подвинул Нику стул и сунул в руку мех с вином. Он знал, как с ним обращаться, и, уверенно надавив на шкуру, пустил теплую красную струю себе в рот. Прекрасное «канарио»!

Еще мехи загуляли вокруг стола. Мужчины расселись на скамьях и растянутых по периметру пещеры тюфяках и занялись своими делами. И все же номер третий ощущал на себе бросаемые исподлобья взгляды. Эти крестьяне были настороже. Из-за девки, конечно. Такие способны на все. Девицу, видать, неплохо обслуживали… и охраняли!

Ник и девушка сидели за грубым столом друг против друга. Она стащила с головы берет, вытряхнув из него массу густых, коротко остриженных курчашек. Жирный свет сальных свечей выбивал у нее из волос искорки. Девушка пригладила их почти черными маслянистыми пальцами, что вышло у нее, впрочем, вполне изящно, Глаза, рассматривавшие Ника сквозь прорези черной полумаски, были темно-серого цвета со светлыми прожилками. Она подняла руку и открыла лицо.

У Картера пережало дыхалку. Боже, да это же ребенок! Прекрасный, но ребенок! Маленькая оливокожая, овальнолицая очаровашка. Худенькая, как мальчик; вся ее женственность растерялась в складках чересчур большой для ее фигурки одежды. Девчонка выскользнула из тяжелой кожаной куртки, и Ник увидел два восхитительных маленьких холмика, выпирающих из-под тонкой блузки. Ребенок!

Прежде чем он успел заткнуться, из него выскочило;

— Сколько же тебе лет?

Серые глаза застыли. Положив свой хорошо очерченный подбородочек в одну из грязных ручек, девушка стала рассматривать Ника с явным неудовольствием.

— А вот это не твое дело, сеньор. Правда, боюсь, тебе этого не понять: общеизвестно, что у «нортамериканос» нет ни такта, ни уважения, Мне семнадцать.

— Де верас[41]? — попытался Ник вернуть утраченное обаяние. Он устал, был грязен и небрит. К тому же нервы у него стали ни к черту. И он нуждался в этой девушке, ее людях, и поэтому опасался сделать неверный шаг. Он улыбнулся ей той улыбкой, которая обезоруживала многих образованных, известных всему миру женщин.

— Прошу прощения. Я не хотел показаться навязчиво-любопытным, Мне кажется, что у меня до сих пор небольшой шок. Вы и ваши люди провернули совершенно отпадную операцию.

Похоже, что и эта сентенция не произвела на девушку ни малейшего впечатления.

— Я просто повинуюсь приказам Эль Лобо. Во многих вещах старый, конечно, не сечет, но на этот раз он, похоже, попал в самую точку. Мы помогли вам, сеньор. А теперь вы поможете нам!