Ишервуд сбежал по лестнице, вышел на улицу и быстрым шагом двинулся через Мейсонс-Ярд, стремясь поскорее оказаться в своем привычном убежище — баре ресторана Грина. Там он заказал себе виски, которое выпил единым духом, не уставая задаваться вопросом, не сон ли все это и как могло статься, что взятая им на работу по протекции Габриеля девушка привела в его галерею арабского террориста.
Габриель сидел на лавочке на набережной Королевы Виктории и наблюдал за тем, как река катила мимо него свои серые воды, бурля вокруг опор моста Блэкфрайэрс. В руке у него был свежий номер газеты «Дейли телеграф», где на тринадцатой странице, под блоком рекламных объявлений, скрывался закодированный отчет, предназначавшийся Шамрону. Десятью минутами позже появился бодель. Он прошел мимо Габриеля и стал подниматься по ступенькам к входу на станцию метро «Темпль». На голове у боделя была шляпа, служившая условным знаком того, что слежки нет и за ним можно идти, не подвергаясь опасности. Габриель поднялся с лавочки, пошел за ним следом на станцию и спустился на эскалаторе к платформам. Когда подошел поезд, бодель и Габриель сели в один вагон. Давка была такая, что их сразу же притиснуло друг к другу, так что происшедший между ними обмен — дубликат ключей Юсефа на газету «Дейли телеграф» с отчетом для Шамрона — почти невозможно было обнаружить. На станции «Паддингтонский вокзал» Габриель поднялся на поверхность, взял такси и поехал на свой наблюдательный пункт.
Жаклин сказала:
— Я хочу кое-что тебе показать.
Они сели в лифт и в молчании поднялись в выставочный зал. Когда двери распахнулись, Жаклин взяла Юсефа за руку и провела в центр темной комнаты.
— Закрой глаза, — произнесла она.
— Терпеть не могу такие игры.
— Закрой глаза, — повторила Жаклин с игривым видом. — Обещаю, дело того стоит.
Юсеф послушно закрыл глаза. Она подошла к панели с выключателями и положила ладонь на рукоять реостата.
— А теперь открой.
Двигая рукоять реостата, она медленно, одну за другой, включила галогенные лампы. По мере того, как разгорался свет и взгляду Юсефа открывались висевшие в галерее картины, его рот открывался все шире.
— Какая красота...
— Это мое самое любимое место в мире!
Юсеф сделал несколько шагов вперед и остановился у одной из картин.
— Боже мой! Неужели это подлинник Клода?
— Да, подлинник. Это один из его ранних пейзажей с видом на реку. Очень ценная вещь. Только посмотри, как он выписал солнце! Клод был одним из первых живописцев, которые использовали солнце, как световой и цветовой центр всей композиции.
— Если не ошибаюсь, Клод родился во Франции, но прожил почти всю жизнь в Венеции.
— Ошибаешься. Клод жил и работал в Риме. У него была небольшая квартирка на виа Маргутта неподалеку от плаза ди Спанья. Со временем он стал одним из самых ценимых пейзажистов Италии.
Юсеф отвел глаза от картины и посмотрел на Жаклин.
— А ты хорошо разбираешься в живописи.
— На самом деле я знаю не слишком много, но я работаю в картинной галерее, а положение, как говорится, обязывает.
— И как давно ты здесь работаешь? — осведомился Юсеф.
— Около пяти месяцев.
— "Около пяти месяцев"? Что, черт возьми, это значит? Это ближе к четырем месяцам или к полугоду?
— Это значит, почти пять месяцев. Но почему тебя это так задевает? Неужели так уж важно?
— Доминик! Если наши отношения будут продолжаться, они должны основываться на абсолютной честности с обеих сторон.
— Отношения? Мне казалось, что мы только вместе спим.
— Возможно, это перерастет в нечто большее, но только при условии, что между нами не будет лжи. А также никаких тайн, недоговоренностей и умолчаний.
— Ты говоришь об абсолютной честности. Но так ли уж ты уверен, что тебе этого хочется? И потом: разве между людьми такое возможно? Нет ли в таком подходе к жизни скрытой патологии? Не лучше ли хранить некоторые вещи в тайне? И еще одно: разве ты поведал мне все свои секреты, Юсеф?
Он проигнорирован этот вопрос.
— Скажи мне, Доминик, — произнес он, — ты в кого-то влюблена?
— Нет. Ни в кого я не влюблена.
— Ты мне говоришь правду?
— Разумеется, правду.
— А вот я так не думаю.
— Как ты можешь это говорить?
— Могу. Потому что хорошо помню, как странно ты вчера отзывалась на мои ласки.
— Ты что же, любил множество женщин и считаешь себя в этой области экспертом?
Юсеф скромно, но вместе с тем горделиво улыбнулся.
Жаклин сказала:
— Не представляю, что в моем поведении могло показаться тебе странным и подвигнуть к выводу, что я влюблена в другого мужчину.
— Когда я вошел в тебя, ты закрыла глаза, как если бы тебе не хотелось на меня смотреть. У меня сложилось впечатление, что в этот момент ты думала о ком-то другом.
— Положим, я призналась бы тебе, что влюблена в другого мужчину. И что с того? Что это изменило бы в наших отношениях?
— Это могло бы заставить меня относиться к тебе с еще большим вниманием и предупредительностью.
— Вот что я тебе на это скажу, Юсеф: мне нравится закрывать глаза, когда я занимаюсь любовью. Привычка такая. Но это ничего не значит.
— У тебя есть от меня секреты?