На четвертый день он взял ее с собой на работу: показал место на пляже, где должны были высадиться коммандос, а также виллу в пригороде, где проживал объект. Но как бы он себя ни вел и что бы ни делал, страсть Жаклин к этому человеку только возрастала. Он был для нее настоящим героем, который посвятил свою жизнь борьбе с врагами Израиля. По сравнению с Габриелем она казалась себе существом незначительным и фривольным. Она в буквальном смысле не могла оторвать от него глаз. Ей хотелось провести рукой по его коротко остриженным волосам, коснуться его лица, его тела. Когда они однажды ночью лежали вместе в постели, она перекатилась на его сторону, прижалась к нему и поцеловала в губы. Габриель оттолкнул ее, после чего сделал себе из одеял походную бедуинскую постель на полу.
«Боже, — подумала Жаклин, — какой же дурой я, должно быть, ему представляюсь».
Через пять минут он неожиданно вернулся и присел рядом с ней на край постели. Затем, наклонившись поближе, он прошептал:
— Я хотел бы заняться с тобой любовью, но не могу. Я женат.
— А мне все равно.
— Когда операция закончится, ты меня больше никогда не увидишь.
— Я знаю.
В постели он оказался именно таким, как она себе представляла: опытным, артистичным, методичным и очень нежным. В его руках она чувствовала себя, будто одна из его картин. Его взгляд, казалось, в прямом смысле касался ее кожи.
На мгновение она испытала глупую гордость при мысли о том, что ей удалось пробиться сквозь возведенную им вокруг себя стену и соблазнить его. У нее было только одно желание — чтобы операция продолжалась вечно. Но этого, конечно же, не случилось, и вечер, когда они уехали из Туниса, стал самым печальным в ее жизни.
После Туниса она с головой ушла в модельный бизнес. Она сказала Марселю, чтобы он принимал каждое поступавшее на ее счет предложение. В таком вот бешеном ритме она работала на протяжении шести месяцев, едва не оказавшись на грани нервного и физического истощения. Кроме того, она намеренно встречалась с другими мужчинами, но ничего не помогало. Она денно и нощно думала о Габриеле и о том, что произошло между ними в Тунисе. Впервые в жизни ею овладело нечто вроде наваждения, и она ничего не могла с этим поделать. Почувствовав, что вот-вот сойдет с ума, Жаклин отправилась к Шамрону и попросила, чтобы он свел ее с Габриелем. Шамрон отказался. Тогда она вся отдалась ужасным фантазиям, в которых ей рисовалась смерть его жены. Поэтому, когда Шамрон в один прекрасный день рассказал ей о трагической гибели жены Габриеля в Вене, ею овладело невыносимо тягостное чувство вины.
Она не видела Габриеля со времен Туниса, поэтому не могла себе представить, по какой причине он изъявил желание с ней встретиться. Но часом позже, когда она увидела подъезжавший к ее дому автомобиль, губы сами собой расплылись в счастливой улыбке. «Спасибо тебе, Господи, — вознесла она про себя молитву Творцу, — что Габриель ко мне приехал. Я, как никто, нуждаюсь в реставрации».
Глава 17
Директора ЦРУ Адриана Картера сослуживцы в начале его карьеры частенько недооценивали. Он воспользовался этим в своих целях и достиг одной из высших ступеней в иерархии американской разведки. Картер был невысок ростом и поджар, как марафонец, а его вечно растрепанные волосы и очки без оправы придавали ему вид человека не вполне нормального. Это впечатление усиливалось еще больше, стоило только взглянуть на его блейзер и брюки, которые выглядели так, будто он в них спал. В холодной, сдержанной обстановке конференц-зала на бульваре Царя Саула этот человек выглядел неуместно, как если бы забрел сюда по ошибке. Но Ари Шамрон работал с Картером еще в ту пору, когда последний возглавлял Центр по борьбе с терроризмом ЦРУ, и знал, что, как оперативник, тот не имеет себе равных. Картер в совершенстве владел шестью языками и обладал способностью растворяться в темных аллеях любого города — не важно, Варшава то была или Бейрут. Шамрон также знал, что таланты Картера, как полевого агента, могут сравниться лишь с его выдающимися способностями бюрократа и функционера. Что и говорить, это был достойный оппонент.
— Какие-нибудь прорывы в парижском деле есть? — спросил Картер.
Шамрон сокрушенно покачал головой:
— Боюсь, что нет.
— Как, вообще никаких? Что-то мне слабо в это верится, Ари.
— Как только что-нибудь прояснится, ты первый об этом узнаешь. Ну а как обстоят дела у тебя? Стоящей информацией разжился? Любая дружественная арабская спецслужба с радостью поделится с тобой сведениями, которые никогда не передаст сионисту.
Картер только что закончил двухнедельное региональное турне, которое целиком посвятил встречам с шефами спецслужб от Персидского залива до Южной Африки. Бульвар Царя Саула был последней остановкой на его пути в Штаты.
— Боюсь, ничего выдающегося я за время поездки не узнал, — сказал Картер. — Правда, до нас дошли кое-какие слухи — но из других источников.
Шамрон удивленно выгнул бровь:
— Неужели?
— На улицах поговаривают, что за акцией в Париже стоял Тарик.