Габриель ехал по Бруклин-бридж, направляясь на Манхэттен. К этому времени Жаклин уже пришла в себя и во всех подробностях рассказала ему о том, что произошло за последние сорок восемь часов, начиная с того момента, как она оказалась на конспиративной квартире Юсефа неподалеку от аэропорта Хитроу. Габриель старался слушать ее спокойно, не подключая эмоций, чтобы злость не мешала ему кропотливо исследовать ткань повествования в поисках ключа, который помог бы раскрыть планы Тарика.
Одна деталь привлекла его внимание. Почему, интересно знать, Тарик решил подманить его к себе посредством телефонных переговоров со штаб-квартирой службы на бульваре Царя Саула, когда Лейла должна была сыграть роль Жаклин?
Вполне возможно, ответ лежит на поверхности. Тарик не был уверен, что Габриель будет находиться в нужное время в том месте, где он собирался нанести удар. Но откуда подобная неуверенность? Если Тарик приехал в Нью-Йорк для того, чтобы убить премьер-министра Израиля, вдруг заделавшегося великим миротворцем, с его стороны было бы вполне резонно предположить, что Габриеля подключили к охране премьера. В конце концов, два дня назад он собственными глазами видел Габриеля в Монреале.
Габриелю вспомнилась картина Ван Дейка: религиозная сцена на поверхности лакокрасочного слоя, а под ней портрет малопривлекательной особы женского пола. Одна картина, две реальности. Операция, которую проводил Габриель, напоминала такую же картину. Это не говоря уже о том, что до сих пор Тарик переигрывал его по всем параметрам.
«Чтоб тебя черти взяли, Габриель! Почему ты не хочешь довериться своей интуиции?»
Он достал мобильник и набрал номер Шамрона, который находился в это время в израильской дипломатической миссии. Когда в трубке послышался его голос, Габриель спросил:
— Где сейчас Арафат?
Некоторое время он слушал Шамрона, потом сказал:
— Вот дерьмо! Я полагаю, что Тарик, переодетый и загримированный под официанта, находится там. Скажи его людям, что я сейчас туда приеду.
Габриель отключил мобильник и посмотрел на Жаклин.
— "Пушка" Лейлы по-прежнему с тобой?
Она кивнула.
— Что-нибудь осталось?
Жаклин вытащила из рукоятки магазин и пересчитала оставшиеся в нем патроны.
— Пять штук.
Габриель повернул на север к федеральной магистрали и вдавил в пол педаль акселератора.
Тарик подошел к выходу из кухни и глянул в щелку двери на то, что происходило в большой, похожей на зал комнате. Там то и дело вспыхивали блицы фотокамер: желающих сфотографироваться с Арафатом было хоть отбавляй. Тарик покачал головой. Всего десять лет назад подавляющее большинство этих людей называли Арафата не иначе, как кровавым террористом. Теперь же с ним носились, как со знаменитым рок-певцом, который для создания имиджа крутого парня заматывал голову каффией.
Тарик оглядел комнату в поисках Аллона. Похоже, что-то пошло не так. Быть может, Лейле не удалось связаться со штаб-квартирой службы на бульваре Царя Саула. Или же Аллон затеял какую-то новую игру. Впрочем, каковы бы ни были причины его отсутствия, больше тянуть с началом акции нельзя. Тарик знал Арафата лучше, чем кто-либо. Старик был знаменит тем, что имел обыкновение в последний момент кардинально менять свои планы. Только благодаря этому свойству своей натуры ему удавалось выживать все эти годы. Он мог уйти с вечера в любую минуту, и тогда Тарик лишился бы возможности выпустить в него пулю.
Он-то хотел убить их обоих сразу — и Аллона и Арафата. Это был бы, так сказать, одновременный акт двойного мщения, но все шло к тому, что этому не суждено было случиться. Как только он убьет Арафата, на него навалятся его телохранители. Тарик будет драться с ними, причем драться отчаянно; он не оставит этим парням выбора, и им придется его пристрелить. Но всякая смерть лучше мучительной смерти от мозговой опухоли. Аллон опоздал на финальный акт драмы, а следовательно, останется в живых. Но трусливому изменнику Арафату распрощаться с жизнью все-таки придется.
Родней похлопал Тарика по плечу.
— Начинай мыть тарелки, дружок! В противном случае это будет последний большой прием в твоей жизни.
Родней удалился. Тарик зашел в кладовку, включил свет и, приподнявшись на носках, достал с верхней полки пакет с сушеными тунисскими финиками, который положил туда час назад. На кухне он высыпал финики из пакета в белую фарфоровую тарелку, поставил ее на поднос и, держа поднос перед собой, направился в зал.