— Надо попробовать припугнуть Черногряжского. Попытаться сделать так, чтобы он открылся или прокололся в чем-то сам. Спровоцировать, короче. Надеюсь, тебе не надо объяснять, как это делать?
— Нет, господин, все сделаю.
— Вот и славно, — улыбнулся гость. — А если дело выгорит, предложишь ему вот что… — он наклонился к Афанасию и шепотом поведал такое, от чего у старшего инквизитора округлились глаза.
— Не надо так удивляться, — рассмеялся Родзянко, закончив и поднявшись с кресла. — Мы должны быть более гибкими. Кстати, о моем визите никто знать не должен…
— Но как вы прошли охрану? — вырвалось у Метрова.
— Артефакты, Афанасий, артефакты… — хмыкнул тот. — Кстати… — словно что-то вспомнив, мужчина положил на стол небольшой камень кроваво-красного цвета. — Это редкий артефакт. Заставь князя положить на него руку, а потом отправь камень с отпечатком его ауры к нам в лабораторию.
— Но зачем? — вновь не удержался от вопроса Афанасий. — Определить, что в теле находится Викентий, все равно не удастся! А если он не согласится положить руку?
— Согласится. А если нет, то будет доказательство. Пусть вероятное, но вполне возможное. Так что делай… — слегка повысил голос Родзянко. — А насчет невозможности определения у нас сейчас имеются кое-какие способы. Недавно появились. Вот заодно и проверим.
Зам Верховного направился к двери и уже перед ней обернулся.
— Я надеюсь на тебя, Афанасий. Не вздумай меня подвести!
Глава девятая
«Допрос»
Как я уже говорил, наше появление оказалось сродни проходу знаменитостей по красной ковровой дорожке. Абсолютно все взгляды оказались прикованы к нам. Причем как-то странно. Палесская вошла в столовую вместе с нами. В отличие, например, от Оболенского, который исчез, едва мы пересекли порог. Как и подруга Евгении. Сама же Женя, наоборот, держалась независимо, игнорируя ошарашенного Потемкина и своих товарищей по пятерке. Впрочем, за стол с нами она все же не пошла и, задрав нос, с независимым видом уселась рядом со своим главой, что покраснел от злости и пытался шепотом высказать ей что-то нелицеприятное. На это аристократка презрительно усмехнулась и, сделав вид, что командира не существует, принялась за еду.
Сценка эта не укрылась от завтракающих студентов. М-да… Сильный удар получил Владимир по своему больному самолюбию.
Общая магия прошла как обычно, а вот на практической Строганов вновь подбросил дровишек в костер моей популярности. Препод выглядел невероятно гордым и в самом начале занятия поставил меня перед строем, а потом минут десять расхваливал столь «перспективного» студента Черногряжского. В общем, как любили говаривать в моем мире, пропиарил по полной программе.
Кстати, нам назначили и очередные турнирные схватки. На этот раз в соперники мне достался какой-то кадр из третьей группы со звучной фамилией Верещагин. Поединок поставили во вторник. Фонвизиной же достался… Оболенский. Но уже в среду. Странно, но мне показалось, что она слегка расстроилась. Интересно почему?
Я не собирался недооценивать соперника, и потому постарался разузнать о нём хоть что-нибудь. Итак, двадцатое место в рейтинге. Имеется опыт побед на нескольких юношеских турнирах. Да… Такие, как выяснилось, часто проводились на местном уровне. Но вот мой реципиент, разумеется, никогда в них не участвовал. Хотя клеймо изгоя и было снято, видеть Павла Черногряжского организаторы соревнований, судя по всему, категорически не желали.
За обедом Палесская демонстративно присоединилась к нам, в очередной раз заставив скрипеть зубами Потемкина.
— Чего ты его злишь-то? — не удержался я. — Ты же вроде должна вместе со своей пятеркой находиться. Проникаться, так сказать, корпоративном духом.
— Не знаю, чем там проникаться, — проворчала Евгения, — не нравится мне этот Володя. Мало того, что командир из него, мягко говоря, хреновый, так он к нам с Катей еще и периодически пытается подкатывать. Смешно… Кстати, это самое правило, о котором ты говоришь, нигде официально не прописано. Собственно, поэтому я и сообщила господину Потемкину, что периодически буду принимать пищу со своими друзьями, в число которых он не входит.
— А он что? — с интересом спросила Фонвизина.
— Он? — недоуменно посмотрела на нее Евгения. — А что он? Поскрипел зубами да и согласился. Изобразил, будто делает мне великое одолжение… Спорить-то он со мной не будет. На него народ из пятерки уже и так косо посматривает. Авторитет, как ни крути, надо зарабатывать. Его не титулом назначишь!
— Странно, — вмешалась Холмогорова. — Его род куда знатнее и богаче, чем наши. Не думаю, чтобы ему кто-то посмел возражать…
— Вон, Катя не возражает, — презрительно фыркнула Палесская, — но это ее дело. Так-то я ее уже предупреждала, что с этим толстяком нужно держать ухо востро. Но голова на плечах у неё всё-таки своя. Да и тюфяк этот Потемкин. Нет в нем какого-то стержня, что ли, — голос девушки стал задумчивым. — Как, например, у тебя, Павел. Ну или у того же Некрасова или Плещеева. Размазня он, короче! Фу таким быть!
Припечатала так припечатала.