За дверью не оказалось мешков с песком — был просторный кабинет, полный народа — в кожанках, гимнастерках, гражданском платье. Средь них Мишель разглядел сидящего полубоком на подоконнике Председателя ВЧК Дзержинского. Все о чем-то громко спорили.
— Можно войти? — гаркнул конвоир, хоть уже был внутри.
— А... господин Фирфанцев? — заметил Мишеля Дзержинский. — Заходите, заходите.
Вслед Мишелю сунулся было конвоир, но был остановлен окриком:
— Вы можете быть свободны.
— Но как же так, товарищ Дзержинский, мне надобно при нем состоять, а ну как он на вас кинется ал и руки на себя наложит, а мне через то под трибунал?
— Не кинется... Вы ведь не станете ни на кого кидаться? — усмехнулся Председатель ВЧК. — А коли кинется, мы уж как-нибудь с ним справимся. Вон нас тут сколько.
Все засмеялись.
Недовольный конвоир вышел, прикрыв за собой дверь.
— Тише, товарищи! — крикнул Дзержинский. — Тише!.. Предлагаю послушать товарища Фирфанцева, он только что прибыл из Ревеля.
Мишель встал посреди кабинета, как на лобное место.
— Ну же, говорите!
Мишель рассказал все то, что рассказывал ранее.
Присутствующие загудели.
— Ну, что на это скажете, товарищ Красин?.. Леонид Борисович — где вы там? — обратился Дзержинский к мужчине совсем не «товарищеского» вида — интеллигентному, с седой бородкой клинышком.
Все взоры обратились в его сторону.
Но Красин при том ничуть не смутился.
— Скажу, что ничего нового не услышал, — что у нас воруют, так это всяк знает. Конечно, воруют — как без того!..
Все опять загалдели.
— Только, позвольте вас спросить, — повысил голос Красин, — когда на Руси не воровали? Вспомните хоть того же Карамзина! Народ расейский всегда, испокон веков, был подвержен двум порокам — пьянству и воровству, отчего пил горькую и тащил что ни попадя у соседа и в особенности у государства, почитая сии ценности ничьими, тащил — да тут же вновь в трактире пропивал! Вот и эти тащат и пьют!
— Так надо их за это судить и расстрелять!
— Расстрелять можно и после, но только оттого другие воровать не перестанут! Поставим новых, так они тоже понесут, да поболе прежних, потому как голоднее! Лучше эти — от них хоть ясно, чего теперь ждать.
— Да ведь это потворство ворам и саботажникам! — грозно выкрикнул кто-то.
— Какие они воры — так, тащат по мелочи. Коли бы они были истинными ворами, так разве бы мы что узнали? — резонно возразил Красин.
— Верно он говорит!..
— Иные бы — все и разом украли и сами сбежали, ищи их после! А эти воруют — почти не таясь! Вот и товарищ Фирфанцев это подтверждает. Да ведь главное, что не бегут!
Где мне взять преданных людей, у которых руки к золоту не потянутся? Да и есть ли такие? А коли есть, как долго мне их искать... А торговля — она не терпит.
Снова заговорили все и разом. Но это уж Мишеля не касалось — для него кликнули конвоира, что вывел его вон.
Через час лишь из комнаты стали выходить люди. Последним — Красин. Он задержался подле Мишеля.
— Ну и понаделали вы дел!.. Воистину — услужливый дурак!..
Мишель вспыхнул. Но не в его положении было задираться. Красин промокнул платком мокрый лоб, обернулся к красноармейцу, сказал:
— Будьте так любезны — сопроводите арестованного за мной. — И, видя недоуменное лицо красноармейца, прибавил: — Это распоряжение Председателя ВЧК.
Вновь пошли по коридорам.
Куда только?..
Вышли на улицу, где Красина ждала машина. Поехали.
— Что ж вы сразу ко мне не пришли? — укоризненно качая головой, сказал Красин. — Чего ж сразу в Ч К?
— Да ведь золото расхищалось, что не мне и не вам принадлежит, а государству! — ответил Мишель.
— А что есть государство, как не населяющий его народ? — спросил Красин. — Вы согласны?
— Пожалуй, — кивнул Мишель.
— А народу ныне больше, чем золото, нужен хлеб, ведь золотом сыт не будешь, его не укусишь. А боле хлеба нужен мир.
— Хлеб — положим, но при чем здесь мир? — не понял Мишель.
— Вы, сударь, как я погляжу, политически наивная личность, — грустно улыбнулся Красин. — Поди, считаете, что войны выигрываются солдатской доблестью и силой оружия?
Чего скрывать — именно так Мишель и считал! Считал, что врагов отчизны можно победить лишь в открытом бою на поле брани, отчего и пошел добровольно на германский фронт и воевал, живота своего не щадя.
— Как бы не так! — пожал плечами Красин. — Может быть, в библейские времена оружие что-нибудь и значило, но только ныне все иначе. Вот хотите знать, кто в нынешней, гражданской войне беляков наголову разбил?..
— Кто? — не понял вопроса Мишель.
— Я, — скромно ответил Красин. — Причем не выходя из кабинета.
— Но разве вы военачальник? — попытался улыбнуться, поддерживая шутку, Мишель.
Хоть была это никакая не шутка!
— Нет, я не военачальник, берите выше — я финансист и политик.
И видя, что Мишель ничего не понял, прибавил:
— Вы не задумывались, отчего Антанта, кою у нас любят называть не иначе как мировой гидрой, не смогла, как ни старалась, задушить Советскую власть?