— Видишь ли, — сказал Дантес, глядя в глаза незадачливому автору, — почерк везде один, буква одна. Ты сказал, что поработал над «Узницей», — почему же я должен верить, что два других случая — это не ты?
Чичко-Александрийский захлопал глазами.
— Раве что ты работал с кем-то… и этот кто-то решил тебя подставить?
— Ну шо ты стоишь у меня над душой, начальник, как памятник коню маршала Жукова? — тоскливо вопросил Чичко. — Зачем же я друзей буду выдавать?
Чичко запирался, хотя особого резона молчать не имел. Ему выгоднее было бы сдать сообщников — и раз он молчит, значит, боится их больше, чем корректоров. Зря, вряд ли Коллегия авторов погладит по головке того, кто покусился на «Пассаж».
— Не хочешь выдавать — хорошо. Шульц, давай посчитаем, сколько у него получится. За «Кузницу». За «Книжный мир». За «Пассаж»…
— Да я ж вам родным языком говорю! — взвыл писатель.
— И за попытку к бегству, — добавил Шульц.
— И за попытку. Слышишь, гастролер из Одессы? Раньше бы тебе высшую меру дали, а теперь…
— Нет, вы гляньте, люди добрые! — безнадежно вскричал Чичко. — Подивитеся!
— И сто двадцать первую статью я ему все-таки приплюсую, — не выдержал Дантес. Он склонился над подозреваемым: — Ты лучше по-хорошему признайся, кто с тобой работал. Или я тебя на двадцать лет отправлю Розенталя читать!
— Валя, Валя, тише, не нервничай.
— Ладно, — сказал Чичко, вдруг потеряв всякий акцент. — Ладно, я расскажу. Но учтите: «Книжный» и «Пассаж» я не трогал. Что я, сам себе враг? И не вешайте на меня что попало…
Когда они с нарядом нагрянули на квартиру Поэта, там оказалось пусто и вымерше. Будто никто в ней и не жил. Дантес догадался послать ребят за списками жильцов — и в списках фамилия Поэта не значилась. Валентин был уверен, что, вернувшись в Отдел, не найдет его и в своей базе.
— Стерли, — озадаченно сказал Шульц и почесал лоб ластиком.
— Хорошо бы, если б только из списков… А не насовсем?
Скорее всего, впрочем, Поэт стерся сам — это надежный способ исчезнуть.
— А ты уверен, что показаниям Чичко можно верить?
— Я верю своему здравому смыслу, — сказал Дантес. — Скорее всего, так и было. Это Поэт подсказал идею Цитатнику. А потом они задумали игру. Видно, Поэт поздно сообразил, что заигрался. Он мне дал адрес на Радищева. Хотел навести меня на Чичко… и хотел, чтоб Коллегия это видела. А еще он ходил на курсы молодых авторов вместе с Коваленко.
Шульц покачал головой:
— Зачем ему это?
— Из-за денег. Вирши у него в последнее время не шли, зато в казино он, похоже, был завсегдатаем.
Кто бы ни подчищал следы за Поэтом, сделал он это профессионально: к вечеру его уже не помнил ни старичок, торговавший «венками для бабушки», ни соратники по кружку символистов.
— Надо подать в розыск в Интеркор, хотя вряд ли это что-то даст…
— Теперь только если надавить на Цитатника, — вздохнул Шульц. — Но даже с Чичко у нас на него мало что есть.
Темнело. В КОР заканчивался очередной рабочий день. Дантес с Шульцем вернулись в Отдел, где составили отчет и нашли в архиве учебник Розенталя для Чичко.
— Очередные разборки, — потянулся Шульц. — Даже скучно как-то.
— «Разборки»! Смотри, оштрафую за жаргон…
На сем Шульц ушел домой — завтра снова надо было в ФМС. Дантес остался еще ненадолго в кабинете. Опустил шторы, выключил кофеварку. Что-то не давало ему покоя.
Он взял со стола оставленный Шульцем «Процесс», полистал. Там все так же не было содержания.
«Что он Гекубе, что она ему?» — Его не оставляла фраза, сказанная Цитатником.
— А, ты нашел мою книгу, — раздался за спиной спокойный голос. — Я, веришь ли, забыл…
Шульц потянулся за томиком, но Дантес отвел руку:
— Все равно ее теперь невозможно читать. Хотя… некоторым книгам это только на пользу, не правда ли?
— Очень может быть, — ответил Шульц равнодушно.
— Знаешь, любопытно, — начал Валентин. — Я поискал в базе Александрийского — и нашел списки семинаров молодых авторов. Оказывается, что Поэт их тоже посещал.
— Что и требовалось доказать.
— А еще я нашел имя корректора, которого Отдел посылал присматривать за этой братией. Догадываешься, чье имя?
Шульц вытянул ручку из стакана, служащего канцелярским прибором, и стал постукивать ею по зубам.
— Положи это, Шульц, — сказал Дантес. В кабинете сделалось тихо. Шульц перестал постукивать.
— Положи перо. Я не шучу.
Медленно-медленно Шульц отвел руку и разжал пальцы.
— Сядь, — сказал ему Дантес. Шульц послушно сел и поглядел на напарника с каким-то веселым интересом:
— Что, думаешь, списался Шульц, стал грошовым графоманом?
— Я слишком хорошо тебя знаю. За деньги ты бы не продался. — Дантес наугад раскрыл книгу, сунул другу под нос. — Все, что ты делал, — ты делал исключительно из-за этого. Но чем тебе сдался несчастный текст, Шульц? Чем тебе сдался «Книжный мир»? Ведь Чичко его не трогал, зону там устроил ты.