Вот ты какой, Петюня. Вот что загнало тебя в конструкт… Террорист и маньяк. Хулиган и бунтарь. Калека и чей-то сын.
Губитель, спасший мне жизнь. Прикованный к кровати бедолага, вынужденный наблюдать, как бездарно прожигают свою жизнь те, кому повезло больше. Я смотрю на Петюню и чувствую себя чудовищем.
Дальнейшая процедура проста. Отчет в бригаду скорого реагирования, сопровождение группы захвата, высаживание дверей, координация с бойцами, чтобы не спалить мозг преступнику, и собственно задержание.
Я представляю себе, как десяток затянутых в униформу лбов бегут по больничному коридору, врываются в палату, отталкивают в сторону женщину с книгой и ждут моего сигнала, чтобы схватить губителя.
Мне становится гадко. Да еще и это мерзкое свербение в носу, как будто я смотрю финал какой-то драмы и все заканчивается совсем не хорошо — так, как надо, но не так, как бы хотел я.
А затем я встаю, выхожу из ловушки и отключаю ее. Вижу, как недоверчиво, но с надеждой смотрит на меня Петюня, и, ни слова не говоря, покидаю сферу.
— Ты уже? — спрашивает меня Игнат. Я выбираюсь из недр саркофага, уверенный, что завтра же возьму отпуск. — Кого-то поймал?
Я молчу, чувствуя где-то в глубине души постыдный укол сожаления. Вдруг кто узнает, что сегодня эксперт «АРТ Индастриалс» отпустил опасного преступника? Тут одним нагоняем не обойдешься. Проблем будет выше крыши.
Но я не мог поступить иначе. Я бы никогда себе этого не простил.
— Быков? — окликает меня Игнат. Я поднимаю на него вопросительный взгляд.
— Взял кого-то, говорю? Бригаду вызывать? — теряет терпение водитель. Позади него в свете фар все так же лежит труп Борга.
Тоже ведь губитель.
Я смотрю на доброго Игната. Крепкий, здоровый, неглупый человек, который предпочитает сжигать свою жизнь под собственный виртуальный храп. Первостепенная цель для губителя.
Законопослушный гражданин.
— Нет, — говорю ему я. — Ушел мерзавец.
Иногда я плохо выполняю свою работу. Иногда я сомневаюсь, ту ли сторону выбрал.
Люди странных занятий
Когда старкора Дантеса послали расследовать пропажу буквы «К» из вывески магазина на Советской, он сперва не подумал плохого. Такие пропажи в Корректорском отделе считались рутиной. Доехать до объекта. Записать показания, держа в уме, что дел наверняка наделал кто-то из работников. Обычно все заканчивалось штрафом — в зависимости от того, как серьезно умудрялись исказить написанное.
Дело было утром. На Советскую Дантес поехал один. Напарник, Гарик Шульц, снова отпросился в ФМС.
— Сколько можно? — спросил Дантес.
Шульц только пожал плечами.
В троллейбусе было пусто, холодно и сонно. Кондукторша подошла, переваливаясь; от грузного тела, втиснутого в тугой пуховик, веяло безнадежностью:
— А ну, молодой человек, оплотим за проезд…
Молодой человек, стараясь не слишком злорадствовать, потянулся за удостоверением:
— Комитет охраны речи. Сейчас посмотрим, кто кому что «оплотит»…
Иногда он любил свою работу.
Тетка, ругаясь под нос, сунула в карман пуховика штрафную квитанцию. «Интересно, — подумал Валентин, — сколько их там набралось».
Дантес глядел на вывеску. Да, сразу видно, что дело здесь не в случайно оторвавшейся букве; она явно была
—
Он вздохнул и толкнул тяжелую дверь.
Магазин назывался теперь «Узница фантазий». Продавались в нем ткани, мулине для вышивки и другие безобидные женские штучки. Впрочем, когда старкор прибыл на место происшествия, товары уже казались не такими безобидными. Ткани понемногу темнели, чернели и превращались в латекс; стены багровели; мулине сплеталось в странные, смутно пугающие косицы.
Работа здесь стояла, небольшой женский штат собрался у кассы и что-то возбужденно обсуждал.
— Валентин Дантес, Охрана речи. Могу я поговорить с вашим директором?
— …Да не мы это, — чуть не плача, оправдывалась директриса, крашеная блондинка лет сорока. — Мы недавно новую вывеску повесили, правильно все было! Ой, подождите, мы ж фотографировались… — Она засуетилась, нашла фотографию, сделанную несколько дней назад во время вечеринки, погнала девушек за «кофе для товарища корректора — и печенье, Зина, печенье не забудь!». Директриса явно больше всего на свете страшилась чепе и, на взгляд Дантеса, к стирательству отношения не имела — так же, как ее молодые и бестолковые товарки.
— Да что это вообще за название? — устало покачал головой Дантес.
— Зато исконно русское! А то вон на Фронтовиков магазин обозвали «От кутюр». От каких кутюр, я вас спрашиваю? Ой, — спохватилась она, — только я вам ничего не говорила.
— Это все равно не в нашей компетенции, — успокоил Дантес. — Этим занимается Отдел по борьбе с заимствованиями. А теперь хорошо подумайте: вы не замечали в последнее время ничего странного?