Похоже было на то. Песенная издавна славилась своими концертными площадками, куда мог прийти любой — и в качестве зрителя, и в качестве выступающего. Певцы, клоуны, юмористы, фокусники, танцоры здесь оттачивали свое мастерство — или демонстрировали полную бездарность.
Арутюнов со Спициным обошли всю площадь, засняли несколько забавных номеров (больше всего порадовала опера «Телепузики»); наконец в полпятого Большой Босс позвонил по «инди-виду» и вызвал их в редакцию.
— Надо было ехать в зоопарк, у них вечно кто-то рождается, хоть это засняли бы, — подытожил Спицин, поднимая машину в воздух.
В это же время Арутюнову пришло сообщение: «К сожалению, мы вряд ли сможем быть вам полезны, Евгений Борисович. Не пытайтесь нас искать, это бессмысленно, там, где мы с вами беседовали, разумеется, никого уже нет».
— Что за чушь? Сами же предложили, а теперь…
— Наверное, не такие они надежные ребята, как тебе говорили. Вот и объяснение, почему Маргоша отказалась от их услуг.
— Очень оно поможет, это объяснение, когда придется отчитываться перед БоБо! Разве что запись ему покажем…
Но, как выяснилось позже, на кассете в том месте были сплошные помехи и больше ничего.
Вердикт Босса: «Будешь в „хорошистах“, пока не найдем замены. Все равно „перековываться“ раньше, чем через месяц, нельзя. Совершенствуйся. Если результатов не увижу, зарплату оставлю той же, но о своем проекте можешь забыть навсегда».
18:45
Старушки у подъезда — они везде одинаковые, что в пригороде, что в самом центре. Всегда всё знают. И готовы посочувствовать — дай только повод.
— Вы не отчаивайтесь, Женечка! Все у вас будет хорошо.
— Да, конечно, конечно. — Арутюнов выдавил из себя постную улыбочку и хотел уже идти дальше, но бабушки продолжали:
— А того мерзавца, ирода того бессердечного обязательно найдут! Никому не позволено так поступать!
— Не найдут, — отмахнулся он. — А если даже найдут — толку-то? Ничего противозаконного он не сделал.
— Противозаконного, может, и не сделал! Но это ж неслыханно! Он же видел, что нужна его помощь! А теперь неизвестно вообще, выживет ли мальчик!
— Какой мальчик?
Они изумленно уставились на Арутюнова: три совы, три парки, три мойры, у каждой в руке ножницы, и все нити — обрезаны, оборваны, спутаны в мохнатый клубок.
— Не знает… — шепнула одна, та, что вязала спортивную шапочку с задорным помпоном. — Ах ты, Господи!..
— Вы только успокойтесь, Женечка, — сказала другая, покачивая головой, словно китайский болванчик. — Только успокойтесь. Ничего еще неясно. Он пока живой. Он, может, вообще еще жить будет. И все у него будет хорошо. Если б тот паскудник остановился, Виталик бы, говорят, даже с ногами остался, а так… Но знаете, сейчас медицина такая, что куда там, сейчас что угодно человеку пришьют или прирастят, вон удоды… — Она осеклась, наткнувшись на его взгляд.
— Где? Когда?
Хотя ответ он знал заранее.
— На повороте с Шекспира на Полярников, там эта проклятая развилка, уж сколько на ней народу погибло. Но ваш обязательно будет жить, обязательно!..
«…и лифт сломанный, придется по лестнице. На пятый этаж. А там Людмила. Она уже знает? Конечно, знает. Ей мойры рассказали. Или она им? Свободный обмен информацией — великое достижение, им можно гордиться. Если б я перед встречей с БоБо не отключил „инди-вид“, тоже знал бы».
Ступенька.
«…мы поехали тем маршрутом, потому что так сказал человек без возраста и имени».
Ступенька.
Ступенька.
«
Ступенька.
«
Ступенька.
«…безымянный не говорил, что „хорошие новости“ ждут именно на Песенной, просто нужно было ехать по указанному маршруту… „через ул. Инженерную и бульв. Шекспира“».
Ступенька.
«Почему от них ушла Маргоша? Почему?! Что такого она узнала?..»
Ступенька.
«Не бывает плохих или хороших новостей, мы сами…»
Ступенька.
«…сами…»
Ступенька.
«…сами!»
Ступенька.
Ступенька.
Ступенька.
Снизу — мерное бормотание всезнающих мойр, сверху — Сизифов (или Танталов? — проклятая память, ничего в ней не держится!) камень, который надлежит отныне и до скончания века вкатывать не на гору, всего лишь на пятый этаж по…
…ступенькам.
Последняя.
Звонок.
Нажать. Сильнее.
«Ах да, еще одно…»
Когда Людмила открыла дверь, она сразу поняла, что муж все знает. И даже испытала неуместное, кощунственное облегчение: не нужно ничего рассказывать.
Только потом заметила, как странно он улыбается. Как безумный.
— Что?..
— Я сегодня «перековался», — сказал Арутюнов. — И у меня… — его улыбка расползалась по лицу, как рваная рана, — у меня для тебя есть новости.