И я, и я, как бедный Алексей,
В той школе на Кропоткинской, влюбился.
И я не смел тогда ходить за ней,
А всё глядел и издали «тащился».
Ах, сколько их, разбивших сердце мне,
Таких прекрасных, нежных, словно змеи,
Что сердце это можно бы вполне,
Как артефакт, показывать в музее.
Я так его и вижу при луне —
Всё в трещинах. Tак долго я страдал,
Пока жену свою не повстречал.
26
………………………………………
27
«Весь улей-город – улицы и зданья,
И каждый человечий организм,
Имеет назначенье и призванье —
Часть аппарата мёдособиранья,
Отлаженный, надёжный механизм.
Летят в открытом космосе заводы,
И даже там они находят мёд,
А ты от пчёл свободен, ты – урод.
О, как воздушный шар, внутри – свобода.
Здесь на песке забыл тебя отлив,
Но мёд опасен – он рождает взрыв.
28
Приятно знать, что исключён из списка,
Приятно знать, что далеко волна.
Сама собой идет вперёд страна,
А ты жуёшь ничейную сосиску.
Но это ведь иллюзия одна!
Строй не нарушить, сделав шаг из строя», —
(Бутылки громко сделали динь-динь)
Так думал Алексей, с авоськой стоя,
Покуда не открылся магазин.
Так следующее утро началось,
А дальше как обвалом сорвалось.
29
День скомкан и несвеж. День этот длинный
Припомнится: он к Жене приставал,
И, двинут ею в челюсть, осознал,
Себя не то звездой, не то скотиной.
В магнитофоне переставил ленту,
Потом побрёл на кухню горевать.
Олег, напившись к этому моменту,
Пришёл туда, чтобы его унять,
Но начал просто «Фантой» поливать.
Оранжевая струйка, пузырясь,
За шиворот со смехом забралась.
30
Пришла Евгения и вдруг поцеловала,
Поцеловала… Так. Бутылка водки.
Ещё шаги до тёмного провала,
И время смялось, час сменил походку.
Явились позже два цветастых друга,
Которых, видимо, никто не знал,
Но Алексей уже ушёл из круга
Гостей, и скис, или упал.
Потом его рвало ничем почти,
Он воду пил и скрючивался снова,
И в паузах твердил четыре слова:
«О Господи, прости меня! Прости!»
………………………………………….
31
Глаза открыл. Окно просило утра,
Но ночь как будто с комнатой срослась.
На кухне свет, но муторно и мутно,
И в голове мучительная вязь.
«Вода холодная»… – хотелось пить.
Покачиваясь, медленно пошёл,
Тут он задел за стул, потом за стол,
И ухмыльнулся: «Разве же забыть?
И разве странно гибели хотеть?
Сегодня или завтра, кто-нибудь
Начертит в небе наш последний путь.
И, может быть, нам лучше умереть.
32