Мастер силы

– Эту проблему можно решить и по-другому.

– Как же?

– Обвязаться соломой самому.

Мужчины помолчали.

– Минуточку, - сказал Емельян Павлович, - солома, как я понимаю, это по части компенсаторов?

– Ну? - Николай Николаевич прятал улыбку в левом углу рта.

– А я же не компенсатор.

– А кто вам мешает им стать? Вы же мастер силы! Мастер желания. Вот и пожелайте себе превратиться ещё и в компенсатора.

В словах этого странного подтянутого человека была логика. Леденцов не нашёл, к чему придраться.

– Ладно, - согласился он, - объясняйте как…

…В последний апрельский день было свежо и ясно. Леденцов шёл на тренировку пешком и в одиночестве - накануне Юлька прихворнула, и Катенька согласилась быть уговорённой остаться дома.

Емельян Павлович вертел носом и поглядывал по сторонам, как юный натуралист в походе. "Нужно меньше в машине ездить, - подумал он, - всю красоту пропущу".

Красота весеннего губернского центра окружала его особой, грязновато-торжественной аурой. Зелёная щетина газонов, густо пересыпанная окурками, наводила на мысль, что и у земли бывает похмелье - надо бы побриться и умыться, да все никак с духом не соберётся. Вездесущие тополя трепетали на весеннем ветерке, как приснопамятные "малые формы" на первомайском параде. Кусты латали свежей листвой прорехи между ветками с таким старанием, что, казалось, можно услышать гул бегущего по ним сока.

И - лужи. Они предлагались в широчайшем ассортименте: глубокие судоходные (для бумажных корабликов), мелкие и прозрачные, глубокие и мутные, коварные лужи-болота на тротуарах, бескрайние лужи-ловушки на проезжей части. Попадались аккуратные лужицы в форме кирпича, лужи-моря, грызущие асфальтовые берега и даже лужи-гейзеры. Леденцов едва не соскользнул в одну такую - заполненную взвесью глины, бурлящую и изнывающую паром. Емельян Павлович помянул привычным недобрым словом коммунальщиков и сосредоточился на поиске наиболее проходимых участков.

Романова он нашёл на балконе. Николай Николаевич подставлял лицо солнышку и разве что не жмурился.

– Лучшее время, - сказал он, не прерывая солнечные ванны, - поздняя весна. А вы какую пору любите?

– Лето. Пора отпусков. Хотя нет, осень. Самое плодотворное время.

– Ну да, ну да… Метаболизм… Зависимость от насыщенности витаминами.

Николай Николаевич полуобернулся к гостю.

– А хотите жить вечно?

Леденцов растерялся и не подобрал адекватного ответа.

– Это ведь несложно, - Романов потянулся, вытянув руки над головой, - достаточно подчинить сознанию внутриклеточные процессы. Приказать тканям "Обновляться, раз-два!", и они обновятся. Приказать почкам и печени "Вывести шлаки и доложить об исполнении!" - выведут и доложат.

"Эк его, - подумал Емельян Павлович, - развезло от весеннего воздуха".

– Может, начнём? - спросил он.

– Не начнём, - ответил Николай Николаевич, пребывая в прежней безмятежности, - мы уже давно все закончили.

– Давно?

– Да. Я просто ждал оказии поговорить с вами наедине. Ваша супруга очень болезненно реагирует на некоторые вещи.

– На некоторые вещи и я… без восторга.

Романов сделал последний глубокий вдох и с явным сожалением покинул балкон. Леденцов хмуро двинулся за ним. Весеннее настроение несколько померкло. Когда Николай Николаевич извлёк на свет божий серую картонную папку, настроение выругалось и скрылось в неизвестном Леденцову направлении.

– Я же её сжёг, - сказал он, - ещё на прошлый Новый год.

– Это другая такая же. Здесь копии всех документов, которые вы не решились изучить тогда.

Николай Николаевич положил папку на стол у окна, а сам с отсутствующим видом уставился на книги в шкафу.

– А если я опять?

– Да жгите на здоровье, - пожал плечами Романов. - Оригиналы-то никуда не денутся. Не вижу смысла прятаться от правды.

– От вашей правды нужно хорониться, как от чумы.

Николай Николаевич оторвался от изучения корешков и почти без улыбки предложил:

– Давайте считать это (кивок на папку) прививкой. Малая доза правды поможет вам справиться с большой.

Емельян Павлович наклонился над столом. Он понял, что любопытство грызло его почти полтора года, и ещё пять минут он не выдержит. "Всё равно не отвяжется", - подумал Леденцов себе в оправдание и решительно развязал тесёмочки.

Ничего не случилось. Джинн не вылетел, потусторонний жар не испепелил его, даже фотографии с искорёженными телами не бросились в глаза. Фотографий вообще не было - только какие-то бумаги казённого вида да несколько газетных вырезок. Последние сопровождались иллюстрациями, но явно были результатом не слишком умелого коллажа.

Леденцов подвинул стул к столу, сел и взял в руки верхнюю вырезку.

– Я пойду пока чайку соображу, - сказал Романов и удалился.

Вернулся он через четверть часа с подносом, от которого пахло бергамотом.

– Я зелёный пью, - буркнул Емельян Павлович, не отрываясь от чтения.

– Знаю. Вас Иван Иванович пристрастил. А вот я своих… - Николай Николаевич оборвал себя. - В вашей чашке - "Зелёная обезьяна".

И Романов неуместно хмыкнул. Леденцов оторвался от папки и уставился на Николая Николаевича.