Мастер осенних листьев

– А это вы сами набили? – спросила Эльга.

– Нет, это мастер Крисп. Он говорил мне, что это его вершина. Сейчас я думаю, что так оно и есть. Я, наверное, с того времени очень изменилась.

– Не-а, – сказала Эльга.

Унисса фыркнула.

– Не подлизывайся. Ладно, сядь пока.

Эльга села на скамейку. Мастер забрала у нее фонарь и пропала в дальних комнатах. Дом наполнился быстрыми шагами, скрипом полов, стуком выдвигаемых ящиков.

– Да где же это?

Окна проступали в темноте, будто пейзажные букеты. В них таились ночь, звезды поверх забора и шелест репейника.

Эльга поболтала ногами.

Сначала она думала, что в доме будет страшно, но сейчас успокоилась. Под девочкой с соломенными волосами вообще было невозможно бояться. Уж она-то точно не боялась, потом выросла и стала мастером.

– Представляешь? – Унисса, появившись, сунула ученице в руки блюдце со свечным огарком. – Почти все свечи мыши поели. Завтра, значит, еще по лавкам пойдем.

Огарок осветил пальцы.

Унисса присела перед Эльгой, легонько щелкнула по носу.

– Теперь поднимайся наверх, там большая комната, кровать выбирай любую. Я распрягу лошадей и принесу одеяла из фургона.

– Да, мастер Мару.

– Не боишься?

– Нет.

Прикрывая огонек ладонью, Эльга смело выбралась в коридор.

За спиной стукнула дверь, и темнота рассыпалась вместе с шагами, оборачиваясь то углом, полным изгрызенных рамок, то стулом, то кривым комодом, застывшим у стены. Свет ласкал обвисшую обивку и позеленевшие дверные ручки. Поднимаясь по лестнице, Эльга подумала, что обязательно исследует все днем.

Не просто же так они сюда приехали.

Кровати были – простые деревянные лежаки. В комнате имелись еще шкаф без дверец, тумбочка, приставленная к окну, и два низких стула.

Здесь тоже все стены были в букетах, но почти все они распались и пожухли, оставаясь в рамках частично – уцелевшими щекой, лбом, глазом. Странно было на них смотреть. Печально. Будто на давно умерших людей.

В изголовье одной из кроватей, правда, нашелся букет поновее. Он изображал молодого мужчину с русой бородкой, темноглазого. Мужчина глядел серьезно, но в уголках губ чудилась улыбка.

Букет пах сожалением.

Это легко определялось даже без мастерства. Эльга только не понимала, как в листья переносятся эмоции. Но ничего, она еще научится.

Наверное, когда-нибудь она набьет большой-большой букет, полный радости, чтобы, глядя на него, никто не мог бы грустить.

Эльга поставила блюдце с огарком на тумбочку и забралась на кровать с ногами. Свет и тени перемешались и образовали новый порядок. От трепета огня на границе велась бесконечная война, и тьма то наступала по стенам и потолку, то откатывалась на прежние позиции.

Эльга задумалась, как бы это перенести в букет. Ну, с листьями за огонь все просто: рябина, клен, береза, тинник и огневик. А темноту чем передать? Мертвые, что ли, использовать?

Она не заметила, как заснула.

Унисса накрыла ее одеялом и погасила свечу.

Утром дом показался Эльге дружелюбным, но серьезно больным существом.

Она переходила из комнаты в комнату, которых оказалось шесть внизу и три наверху, и вздыхала по запустению и общему разору. В холодной подвальной листьевой, показанной ей мастером, было по щиколотку мертвых иссохших листьев. В листьях резвились мыши.

Жуть.

Первым делом они вынесли весь мусор, накопившийся в комнатах. Листья, рамки, доски, мышиный помет, прогнившие створки от ставней, осыпавшуюся штукатурку и несколько рулонов гнилой обойной ткани, от которой пахло как от растения, именуемого клоповником, – резко и тошнотворно. Все это сбросили в заросшую яму на задах дома.

Затем сняли все букеты, пощадив только маленькую решительную Униссу в большой комнате и молодого человека над кроватью в комнате наверху. Утыканные гвоздиками разных размеров серые стены оголились и сделались трогательно-беззащитными. Дом словно лишился последних одежд, хоть они и выглядели лохмотьями.

Чтобы дом не обижался, Эльга гладила светлые пятна, оставшиеся от букетов.

Обломками стульев Унисса растопила печь, и непривычное тепло поплыло по комнатам, вырываясь из вентиляционных отдушек.

К полудню они очистили листьевую и подвесили снятые с фургона мешки на железных крючках. Потом прибрали задний двор, вымели грязь и древесную кору, оставшуюся от поленницы, и в две ржавых косы выкосили репейник у тропы и перед воротами. Слишком уж он о себе возомнил.

– Все, пока отдохни, – сказала Унисса, переодеваясь. – Я выйду в город. Если будут спрашивать, скажи, что мастер начнет принимать через неделю.

– А мы здесь надолго? – спросила Эльга.

– Пока ты кое-чему не научишься.

– Мне здесь нравится.

Унисса улыбнулась.

– Мне тоже.

Солнце светило мягко, от растущей у дома липы падала тень. Лето здесь чувствовалось не так, как в Дивьем Камне, мягче, нежней.