– Йоккынха, – снова повторила Эльга.
Она поклонилась старику, упала на колени и протянула букет из листьев на доске – Ольлохой в треугольниках чоломов. Старейшина даже не глянул, передал подарок одной из девушек, а та ловко сунула его куда-то в темноту за спиной.
Младший мальчишка подбросил в очаг серый моховой ком, и от распространившихся по чолому едких дымных завитков у Эльги защипало в глазах. Она молчала. Торонгаи смотрели на нее, старейшина, казалось, не мигал, а девушки неслышно перешептывались, едва соприкасаясь головами.
Наконец старик что-то пробормотал и вытянул из-под колена длинную костяную трубку.
– Можешь говорить, – перевел его фразу старший мальчишка.
– Я – мастер листьев, – сказала Эльга.
– Оттхой ня сэхэнгона ньяда номпына амэ тэха, – произнес малолетний переводчик. – Теня ханен э ру.
Старик кивнул, засыпая в трубку зеленые моховые веточки. Эльга расслышала то ли кряхтение, то ли кашель, но оказалось, что это значит:
– Нам этого не нужно.
Эльга растерялась.
– Это бесплатно. В этом нет ничего страшного. Я хотела бы делать букеты для вашего народа.
Старейшина, выслушав мальчишку, качнул головой. Длинным пальцем он выскреб из очага щепку и подпалил мох. Глядя на огонь, мелкими затяжками хозяин раскурил трубку, а затем выдул через ноздри пышные дымные усы.
За дымом потянулись слова:
– Торонгай сэхэгонынь э ванья, торонгай тыван ядарне.
Переводчик шмыгнул носом.
– Мы – люди этой земли, мы не знаем деревьев.
– Я покажу, – сказала Эльга. – Вы можете испытать меня.
Старейшина чмокнул губами, и трубка описала круг перед лицом девушки.
– Охой. Тывэй нья.
– Хорошо, – перевел мальчишка. – Нарисуй меня.
Девушки захихикали. Младшему мальчику надоело сидеть, и он пополз мимо Эльги к выходу из чолома. Не удержался, ущипнул за ногу.
– Нээнгай! – погрозил ему пальцем старик.
На короткое мгновение плеснул дневной свет.
– Я возьму доску и листья, – сказала Эльга, поднимаясь.
– Энен, – остановил ее жестом старик и, приподнявшись, вытянул из-под себя небольшую дощечку. – Эт.
– Делай на этом, – сказал мальчишка.
– Но мне нужны листья.
Старейшина пососал трубку, прищурился и буркнул что-то девушкам.
– Охой, – поклонились те и также поползли к выходу.
Свет задержался в чоломе подольше, и Эльга смогла рассмотреть висящие над головами связки сушеной рыбы и тонкие полоски вяленого мяса, пучки травы и бусы из грибов и ягод, разглядела железную утварь, закопченный таз, шкуры и одеяла, разбросанные повсюду, комья одежды и поддернутые под жерди тряпки и рукавицы.
Старик прикрыл глаза. Мальчишка подбросил в очаг несколько веток, на выступающие камни поставил сковороду, зачерпнул пальцами из горшка и шлепнул на железную поверхность кляксу желтого жира.
Интересно, как девушки будут просить листья у Сарвиссиана? – подумала Эльга. Жестами? Или объяснятся с ним по-своему? Она повертела в руках дощечку, провела ладонью по шершавой, чуть выгнутой поверхности, чувствуя, как отзывается печати на запястье дерево.
– Сахэ лаунта, – сказал старейшина.
– Слишком молода, – перевел мальчишка.
– Я – ученица мастера Мару, – сказала Эльга.
– Ня канхя Мару номпына.
Старик, промолчав, занялся трубкой.
Появившиеся снова девушки бросили на колени Эльге несколько комьев белого, серого, сизого мха, приговаривая: «Уня хамэ, уня хамэ», и забрались на свои места. Узкие щелочки глаз весело поблескивали.
– А листья? – спросила Эльга.
Старик шевельнул бровями.
– Ике?
– Зачем?
– Как? Я делаю букеты из листьев.
– Э туген нян севха? – последовал вопрос, который мальчишка тут же перевел как: «А чем наш мох хуже?»
Жир зашипел на раскалившейся сковороде, распространяя густой, тошнотворный запах.
– Хорошо, – сказала Эльга, стараясь дышать коротко, по чуть-чуть, – я попробую.
Но старику этого согласия оказалось мало.
– Тя хэня ухоня, – проскрипел он, вытянув конец трубки изо рта и коснувшись им глаза.
– Чего?
Мальчишка тем временем добавил к растекшемуся жиру связку влажных, красно-серых кишок. Кишки зашипели, плюясь каплями воды.
– Тебе завяжут глаза.
– Зачем?
Мальчишка лопаткой помешал кишки, потом передал сковороду под надзор одной из девушек, а сам встал и, вытерев руки о малахай, вытянул из-под жерди тряпку.
– Хэна номпына эвык ухоня, – заявил старик.
– Настоящему мастеру глаза не нужны.
Девушки захихикали, словно услышали смешное. Малолетний переводчик обошел Эльгу и, сопя, повязал сложенную тряпку ей на лицо. От тряпки слабо пахло рыбой. Огонь едва-едва проглядывал сквозь ткань дрожащим пятном. Все остальное пряталось в дымной, прогорклой темноте.
– Тывэй, – сказал старейшина.
– Охой, – сказала Эльга и поклонилась.
Пальцы нащупали доску, очертили ее края. С этим ясно, подумала она. Теперь мох. Где мох? Ага. Эльга сложила колкие комья на коленях, отщипнула веточку, помяла в ладони. Веточка согнулась, потом треснула, теряя то ли листики, то ли чешуйки. Пойдет.
Старейшина.