Мастер осенних листьев

Указанный путь до межи занял больше половины дня, и Эльга все это время промучилась с вопросом, как примирить местечки. Даже тыкву господина кафаликса всю испинала. А то катается, катается, думать мешает.

Ничего не придумала.

Въехали в лагерь из пяти палаток к вечерним сумеркам. Было тихо, караул на меже зажигал фонари. И с одной, и с другой стороны тянулась бугристая, необработанная земля, заросшая ивой и рябиной. Дальше проглядывали дома.

Господин Некис оказался крепко сбитым воином, невысоким, бритым, угрюмым. Приказ титора его обрадовал.

— Наконец-то! — сказал он, сворачивая бумагу. — Значит, неделя.

Господин Некис заходил по командирской палатке, ловко уворачиваясь головой от висящих на крюках масляных светильников.

— Была б моя воля, всех этих придурков я бы перевешал, — сказал он. — Висели б рядышком, через одного. Башквиц, Руж. Башквиц, Руж. И в глотку вцепиться некому, и другим придуркам великовозрастным учение.

— Что? — спросила Эльга.

Идея вдруг сверкнула в ее голове.

— Я говорю, — ухмыльнулся воин, — что у вас неделя, госпожа мастер. Но на самом деле — шесть дней, потому что мы еще должны вернуться в Салланцу.

— Да, я…

Эльга замолчала, соображая.

— Господин Некис, — сказала она, — у вас есть доски?

— Доски? — переспросил господин Некис. — Вы хотите разделить местечки забором? Это бесполезно. Здесь и каменной стены недостаточно.

— Так они есть?

Лицо воина посерьезнело.

— Сколько вам нужно, госпожа мастер?

— Мне нужен участок забора из тридцати, но лучше сорока досок, липовых или березовых, сколотить, вкопать, пригнать плотно, без щелей.

Господин Некис кивнул.

— Думаю, завтра к полудню сделаем.

— Поперек межи, — сказала Эльга.

— Поперек?

— Да.

Если господин Некис и счел это придурью, то промолчал.

— Что еще?

— Палатку для меня.

— Через полчаса поставят.

— И после того, как забор будет готов, необходимо собрать у него Башквицей и Ружей.

— Вместе?

В голосе господина Некиса прозвучал скепсис.

— Хорошо, сначала одних, — согласилась Эльга. — Но мне нужны по возможности и женщины, и дети. Не только мужчины.

— Старики?

— Да.

— Не знаю, что вы задумали, но пусть так. Сделаем.

— И еще мне нужны листья.

— Какие?

— Все, что здесь растет. Много. Я потом выберу.

Господин Некис набычился.

— Думаете, мои воины будут таскаться по лесам и обдирать ветки?

— Я думала, вы прикажете это Башквицам и Ружам.

— А, в этом смысле, — воин пошевелил челюстью и кивнул. — Хорошо. Скажу, что это условие для того, чтобы мой отряд убрался отсюда. — Он хмыкнул. — Я не я буду, если завтра к вечеру они не соберут вам гору листьев высотой с палаточный флагшток. Смешно, мы-то и так, и так уйдем.

— Я постараюсь…

— Госпожа мастер, — перебил господин Некис, стукнув ладонью по столу. — Вы еще очень молоды. Наверное, при том, что у вас печать на запястье, вы мало что видели на свете. Поймите, когда у человека одно на уме…

— Я знаю.

— Все равно. У них вражда старинная. У Башквицей кувшин разбился — непременно Ружи виноваты. У Ружей ребенок с лавки упал — Башквицы постарались. Их здесь ни слова, ни ваши листья не успокоят. Рецепт один: самых тупых — в тюрьму в Салланце, а тех, кто друг друга резать начнет, — вешать.

Господин Некис посмотрел Эльге в глаза и повторил:

— Вешать. Я уж нагляделся.

Эльга мотнула головой.

— Я все же попробую.

— Воля ваша. Посидите здесь пока, я распоряжусь.

Воин вышел из палатки, оставив Эльгу одну.

Она поежилась. У нее создалось впечатление о господине Некисе как о человеке холодном, резком. Как он сразу — вешать!

Это все потому, что он из засохшей горечавки и шиповника и весь в иголках. Прямой как сосна. Твердый. Сердце — колючий орех. Ничего, кроме службы. Ни семьи, ни случайных детей на стороне. Бедный, — пожалела его Эльга. Ему бы мальв не помешал. Или яблоневый лист. Смягчил бы.

— Пек! Расмус! Хорум! — услышала она господина Некиса.

Затем голос отдалился, и разобрать его стало невозможно.

Кто-то прошел мимо палатки. Заржала лошадь. Плеснула вода. Кто-то громко спросил у кого-то суровую нить. Застучал топор.

Ах, сейчас бы уже начать!

Эльга зажмурилась. Как набивать? Через одного? Или разом — сначала Башквицей, потом Ружей? Шесть дней, нет, даже пять останется… Если завтра до полудня — забор, листья. Там местечко, здесь местечко. Хватит ли времени? Еще пальцы…

Она сложила ладони на коленях, слушала, как легкие покалывания возникают от запястья к ладони, пробегают по фалангам к кончикам ногтей. Ну, не так уж и страшно, в сущности, разработаются.

— Госпожа мастер, — полог палатки откинулся, господин Некис шагнул внутрь, — ваш извозчик, он вам нужен? Я не могу держать фургон на территории лагеря.

— Его надо разгрузить, — сказала Эльга. — Там одеяла, одежда.

— Хорошо, но самому ему лучше ждать вас в Салланце.

— Я поняла.

В темноте вечера светила короткая цепочка фонарей. Через узкие канавки были переброшены мостки. В отдалении горел костер, освещая смотровую шигу. Фургон казался светлой глыбой, выросшей у частокола.

— Дядя Сарви.

Прикорнувший на передке Сарвиссиан встрепенулся.

— Да, я здесь.