Мастер осенних листьев

Все-таки, кажется, она обрела способность летать. Она плыла, она перемещалась от дерева к дереву, ласково трогая тоненькие ветки. Лиственный гомон сопровождал ее, как свита — торжественный выезд кранцвейлера. Сюда, сюда! Мы — самые большие, самые зеленые. Коснись нас! Сорви нас!

В листьях жил радостный трепет.

Мимо проскакивали ложбинки и взгорки, неуклюжее, подмытое русло ручья, полянки, усыпанные блеклыми мелкими цветками.

Направо, подсказывали листья. Предостерегали: налево — яма, костей не соберешь. А под корягой — лиса. Притаилась, рыжая. Побежали, вспугнем? Нет, подожди, подожди, — останавливали. Чувствуешь? Ве-е-етер!

Эльга хватала ветер ртом.

Листья приклеивались к ладоням. Хвоя колола пальцы. Сак мягко похлопывал по спине. Вперед, вперед, новая Эльга!

Она вернулась обратно к мастеру, когда солнце перекатилось через голову к западу, а с севера набежали голодные облака.

Унисса, кажется, за все это время так и не пошевелилась. Сидела, как Эльга ее оставила, с тихой улыбкой на лице. Глаза закрыты. Прядь светлых волос кончиками колет скулу. На доске — все тот же одинокий листик.

— Мастер Мару.

— Ш-ш-ш, — сказала Унисса. — Мне нужно еще немного времени.

Походив, Эльга присела рядом. В шелесте листьев растворялось время. В прорехе между деревьями темнела речная гладь.

— Как дела? — спросила Унисса спустя несколько минут.

— Листья — ужасные сплетники, — пожаловалась Эльга. — Березовым — только бы шелестеть. Перевирают историю по десять раз.

— Какую историю?

— Про дождевой букет.

— Про мой букет в Дивьем Камне? — удивилась мастер. — Это забавно.

— Ага, они все свидетели и участники.

— Кажется, я прославилась, — глаза Униссы весело блеснули.

— Ага.

— Ну что ж, пошли, — мастер легко поднялась на ноги.

— Куда? — спросила Эльга.

— Подальше от сплетников, — улыбнулась Унисса. Она, казалось, тоже переменилась, помолодела, растеряла некоторые морщинки. — Пойдем к реке.

И они двинулись к реке, огибая россыпи малинника, а потом пошли берегом.

Вода поплескивала у ног. В ней копошились мальки. Над высокой травой сновали стрекозы.

Эльге было удивительно хорошо. А Рыцек… Рыцека она еще набьет. Правильного, настоящего Рыцека.

— Эге-гей! — закричала Эльга людям на проплывающей мимо пузатой барже.

— Ох-хо-хо! — долетело с середины реки.

Эльге помахали рукой. Баржа прошла по искристой солнечной ряби, едва не касаясь ее низкими черными бортами.

Как мастер огня по жарким углям.

— Ну что, — покосилась Унисса, — начинаем новую жизнь?

Эльга кивнула.

— Да, мастер Мару.

— Значит, переходим к букетам с людьми.

Окна были распахнуты настежь.

Солнце заползало в комнату неуклюжими квадратами. Шелестела крапива, вымахавшая аж до подоконника. Ветер трепал полог, занавесивший кухню. Было тепло.

На низкой скамеечке перед Униссой и Эльгой сидела, наклонившись вперёд, худая женщина с запавшими глазами.

— Никакого сладу с ним нет, — горько сокрушалась она.

У нее были крепкие рабочие руки с выпуклыми венами и сухой, обметенный трещинками рот. Несмотря на теплую, почти летнюю погоду, она куталась в короткий овчинный жилет. Темный платок обжимал голову, прятал волосы.

— Я уж и к лекарю, — тихо и как-то безысходно говорила женщина, — чтобы вылечил, снял эту его заразу.

Она умолкла.

— И что лекарь? — спросила Унисса.

Первые листья упали на доску. Как горсть зерен в сухую землю. Пальцы сказали «тап-тап», формируя узор.

Эльга, следуя за учителем, рассыпала свои листья.

Они обе располагались перед женщиной некоторым уступом, чтобы Эльге было видно, что и как делает на марбетте мастер.

— Так что лекарь? — повторила Унисса.

— Сказал, что ничем не может помочь, — отозвалась женщина и взглянула на Униссу. — Сказал, что это не болезнь.

— А что?

— Сказал, боль сердца.

Новая порция листьев брызнула на марбетту.

— А почему пришли вы, а не он? — спросила Унисса. — Я делаю букеты с натуры. Как я могу набить букет тому, кого не вижу?

Женщина сцепила пальцы. Она вся состояла из ольховых листьев с примесью сумаха и дрока, сподручных всяких несчастий.

— Он лежит. Уже третий месяц лежит.

— Не ест?

— Ест. Если даешь.

— И вы думаете, что я вам помогу? — спросила Унисса.

Листья под ее быстрыми руками приобретали форму человеческого лица. Ольховое отчаяние, сумашья безысходность.

— А мне надеяться больше не на кого, — сказала женщина.

В глазах ее стыла беда.

— Понятно.

Пальцы Униссы замерли над доской. Эльга остановилась тоже, поневоле сравнивая свой букет с букетом учителя.

— Вот что…

Унисса задумалась, постукивая по марбетте.

— Мы попробуем так, — сказала она.

Движение руки — и свежая, яркая березовая зелень легла поверх лица.

— Мастер Мару, — растерялась Эльга.

Как можно так нарушать собственные правила? Ведь нет никаких…

— Делай как делается, — на мгновение повернула к ней голову Унисса и вновь склонилась к букету.

Березовый лист между тем нагло втиснулся между ольхой и сумахом, и лицо на доске посветлело, становясь из безучастного, мертвого просто грустным. Эльга, следуя примеру мастера, набрала в ладонь сорванной в лесу молоди. Что получится?

Ничего.