Кроме того, он узнал, что только за летние месяцы замок отразил четыре вторжения упырей. Обычно, однако, они были очень слабыми: вурдалаков насчитывалось в лучшем случае несколько десятков. Кроме того, они вторгались днем и включали множество систем предварительного предупреждения, что давало замку несколько часов на подготовку, так что к моменту появления упырей их встречал шквал стрел и болтов, легко уничтожая их.
Достаточно было сравнить описания тех вторжений и того, которое пережил Сайлас, чтобы заметить бесчисленные расхождения. Упыри не только напали в безумно большом количестве, но и атаковали ночью, в полной тишине, уклоняясь от всех ловушек на пути к стенам замка. Более того, им было чем нарушить стены замка, и простого звонка сторожа было недостаточно для того, чтобы замок был наготове.
Во время своих походов по внутренним помещениям замка он увидел, что стражники действительно были на высоте в одиночном бою. Упыри были медлительны и вялы, и если люди могли преодолеть первоначальный ужас, то победить и даже убить тварей было не так уж сложно. Проблема, однако, заключалась во времени на адаптацию — большинство, если не все, стражники замка “сражались” с упырями только с безопасных крепостных стен, и лишь немногие вступали с ними в ближний бой.
Сайлас подозревал, что даже Тебек лжет о своей встрече и просто хвастается, поскольку никогда не сталкивался с этим человеком в своих походах, как будто капитан просто растворился в ночи. Впрочем, не похоже, чтобы Сайлас активно искал его, так что, возможно, он просто всегда был одним из первых, кто бросался на фронт и погибал, пытаясь предотвратить нападение.
“Это… хреново”,
— вздохнул Сайлас, прислонившись к каменным перилам башни и глядя на луну над головой. “У меня нет ни оружия, ни карты, ни навыков, ни каких-либо знаний об этом мире… но я хотя бы знаю, что я здесь полный новичок”.
Это он узнал во время последней из своих “жизней”; Тебек проболтался, что прибыл только вчера в составе добровольческого отряда, состоящего из трудоспособных мужчин из сельских деревень. Хотя это и не доказывало полностью, что его никто не знает, но тот факт, что на деревню обычно приходился всего один человек, делал это практически несомненным.
Он также понял, что, вероятно, выжал из Тебека все, что мог, и что пора двигаться дальше. Но вопрос заключался в том… к чему именно? Он пытался пробраться в самые глубины замка, но всегда терпел неудачу. Хотя, справедливости ради, он продвигался к нему только тогда, когда начиналось вторжение, то есть обычно у него было чуть меньше часа до того, как замок был полностью захвачен. Если бы он ускользнул сейчас…
“В любом случае, на этот раз уже слишком поздно”,
— размышлял он, оглядываясь за перила. Сегодня вечером у него уже была цель: тот ослепительный свет со второй смерти… он хотел узнать, что это такое. Скорее всего, это был источник того, что разрушило стены, и если он сможет определить его… это может помочь. В конце концов, причина, по которой замок падает так быстро, однозначно заключается в том, что стены разрушаются практически мгновенно.
Он оставался с широко раскрытыми глазами глубокой ночью, и ужасный сценарий медленно повторялся. Заметив упырей, он глубоко вздохнул и стал внимательно наблюдать. В прошлый раз свет ослепил его сразу после того, как упыри достигли стен. Если он хотел что-нибудь увидеть, ему пришлось бы нырнуть обратно до этого момента и вынырнуть сразу после.
Считая секунды и видя, что вурдалаки тянутся к камню, он поспешно спустился к лестнице в квадратном отверстии, спрятался и стал ждать. Одна секунда, две, три, четыре, пять… ровно через шесть секунд мир затрясся и задрожал. Его счастье от того, что он не ослеп, длилось лишь мгновение, когда от резкого рывка его рука соскользнула с лестницы, и он упал назад. Падение было не очень долгим, может быть, футов десять или около того, но он упал неловко, его позвоночник понесся вперед, разбиваясь о холодный, твердый камень.
Боль мгновенно пронзила его, и он закричал. К счастью или, скорее, к отсутствию такового, он выжил после падения. Однако он потерял всякую способность двигаться, и единственное, что он мог делать, это моргать и трепетать ресницами, что, однако, было трудно сделать, когда каждый дюйм его тела словно обжигали и снимали скальп одновременно.
Агония не прекращалась, и на глаза навернулись слезы; никогда в жизни ему не было так больно. Он хныкал и даже начал молиться, чтобы какой-нибудь упырь пришел и съел его. Сравнительно говоря, даже если этот способ умереть был более жутким, он был, по крайней мере, менее болезненным. Нет, по сравнению с тем, что он чувствовал сейчас, это было практически безболезненно.
Он потерял время, но в конце концов услышал низкое рычание мерзкого существа. Вместо ужаса он почувствовал радость и едва не разразился ликованием. Терпеливое ожидание длилось почти минуту, и только спустя мгновение над ним нависла гнилая морда, прежде чем она нырнула вниз и вгрызлась, убив его.
“На ноги, личинка!”