Мастер Миража

Врач прошел в почти пустую аккуратную комнату – ту самую, с приоткрытой форточкой. Человек на низкой кровати лежал ничком – неподвижный холмик под белой плотной хрустящей простыней.

Медик взял кисть пациента – она была правильных благородных очертаний, но с обломанными ногтями. Пульс бился редко, покрытое ссадинами запястье распухло. На мизинце вместо сорванного ногтя запеклась кровь.

– Вы меня слышите?

Доктор достал из контейнера шприц, нашел нить вены на запястье юноши и сделал укол. Выждав минуту, сломал и использовал еще одну ампулу.

– Я знаю, что вы в сознании. Можете не отвечать, лежите спокойно, мне от вас не нужно ничего, я не вмешиваюсь в сомнительные дела, я только врач. Просто постарайтесь мне не мешать.

Он обработал дезинфектором раненую кисть пациента, потом откинул простыню и занялся рубцами на его спине, аккуратно покрывая их слоем восстановителя. Закончив работу, сделал третий укол.

– Выслушайте меня, молодой человек, со вниманием. Скоро вы уснете. Я не вводил ничего опасного – только необходимые целебные средства, не антидот и не пресловутый пси-наркотик. Смертельных повреждений у вас нет, вывихи вправили еще до меня, вы проживете долго, если не убьете сами себя. Я не знаю, в чем тут дело, но попытайтесь все-таки не загонять себя в могилу раньше времени.

Медик встал со стула, чтобы уйти. В этот момент пациент повернул голову, и врач впервые увидел его лицо – очерк впалых щек, черные, близко посаженные круглые глаза с искристым блеском, свойственным псионикам. Пациент беззвучно, одними губами, прошептал слово – всего только одно, но врач легко понял, что было сказано. «Консулярия».

Доктор нахмурился, немного отодвинулся, боязливо поискал взглядом датчики записи, но тут же успокоился – вслух пациент не произнес ничего.

– Ухожу. Отдыхайте. И постарайтесь хотя бы впредь не совершать вредных и опасных поступков.

Он вышел за дверь и в ответ на немой вопрос охранника пожал плечами:

– Обычное дело. С этими больными псиониками вечные проблемы – они не столько умирают, сколько просто не хотят жить.

Дождь почти прекратился, доктор свернул за ненадобностью пластиковый плащ, сорвал шлем с головы, обнажив поредевшие на макушке волосы, уселся в машину и погнал ее в сторону Мемфиса.

Этим вечером стандарт-лекарь Люсиан долго и одиноко сидел за столиком уличного кафе, принципиально выбирая что покрепче.

Мигали яркие огоньки, шуршали чужие шаги по асфальту, мимо брели равнодушные, все на одно тупое лицо, прохожие. Медик выпил не то чтобы очень уж много, но ему, многолетнему трезвеннику, хватило – щеки покраснели, в смирной душе доктора зашевелилось робкое подобие возмущения. Где-то за горизонтом снова собирался дождь, томительная предгрозовая духота вызывала мутную тоску и желание поделиться чувством недовольства. Поэтому Люсиан не удивился, когда к нему подсел желанный собеседник – незнакомый, неопределенного вида и возраста тип в желтой тунике техника с эмблемами маленькой, почти никому не известной частной ремонтной компании. Пси-слежение в уличных заведениях не практиковалось – мешали пестрые эмоции людского потока, поэтому доверительный разговор не замедлил состояться.

– Мне не нравится вот это – это все! – коротко икнув, сообщил нетрезвый Люсиан и сделал широкий жест, описывая пальцем неправильную окружность.

– Это точно, – вежливо отозвался собеседник.

– Жизнь – несомненное и полновесное дерьмо!

– Да что вы говорите…

– Я знаю, что говорю. Вокруг одни скоты, скотские лица, свиные рожи, собачьи желания, а в финале одно – скотобойня, как бы ни приукрашивали пантеисты этот мистический загробный переход. Я отмотал три четверти пути, но уже не жалею ни о чем. Сегодня наши беркуты истязают мальчишек, завтра примутся за меня, старого дурака, и поделом. А эти несчастные псионики…

Доктор скривился и неловко пошарил по столу, пытаясь ухватить ускользающую бутылку. Собеседник любезно помог.

– Вас несправедливо обидели, свободный гражданин? Ваше лицо – честное лицо достойного доверия человека.

Люсиан уцепился за остатки благоразумия и попытался промолчать, но уже не сумел – слова сами просились наружу.

– Меня обидели – меня заставили поучаствовать в скотском дерьме.

– Да неужели! Глядя на вас, никогда бы не поверил.

– А вы на меня не глядите…

Доктор вкратце пересказал суть утренних событий, не забывая уснащать историю красочными сравнениями. Техник согласился с Люсианом почти во всем, однако немного поспорил, в результате чего услышал новые интересные подробности, а потом неожиданно засобирался домой.

– Рад был познакомиться. Вы, несомненно, честный, умный, дальновидный человек, и общение с вами – большое удовольствие. Жаль только, что я тороплюсь – сегодня день рождения моей жены.

Оставшийся в одиночестве пьяный доктор засомневался, почти раскаявшись в собственной болтливости, но, будучи дилетантом в вопросах сыска, тут же успокоился, как только припомнил, что не называл технику своего имени.

– Пропади они все пропадом, свистуны-дристуны.

Он допил остатки горячительного и ушел, цепляя острыми носками дорогих туфель щели между плитами тротуара.