Окружающие переглянулись, мое сердце издало тревожный перестук.
– Говорите! – хрипло приказал я.
– Неделю назад вон те, – Рон кивнул головой в сторону гномов, выглядывающих из прохода, – вынесли два тела. Дрона и Гвелена убили, в горло им засунули листовки, и они задохнулись.
Это были имена двух из трех моих агитаторов, которых я посылал к гномам. Я помрачнел, первые жертвы революции, которые не будут последними.
– Надеюсь, вы похоронили их с почестями? Они умерли за правое дело! – спросил я.
– Похоронили, как принято у людей, – спокойно пожали плечами гномы, – у нас нет пути вниз, так что по своим обычаям мы похоронить их не смогли.
«Надо будет устроить нормальное кладбище, – напомнил я себе, – или еще лучше в таком ограниченном пространстве – организовать сжигание».
– Вы зря так спокойно об этом говорите, – нахмурился я, обведя глазами собравшихся. – Собирайте колхоз, нужно будет рассказать о них всем, чтобы люди и гномы знали, за что они погибли.
– Но тан, – попытались возразить мне охранники, показывая пальцами на баул за моей спиной.
– Если наши товарищи будут гибнуть за дело революции, а все остальные отсиживаться в сторонке, думая пожать ее плоды, когда остальные сделают дело за них, то вы ошибаетесь! – отрезал я, ускоряя шаг. – Партийный билет и повязка на руках – не просто красивые знаки – это символы готовности отдать жизнь за свою веру и идеалы.
Гномы притихли после моей речи, даже идущие рядом друзья и те помалкивали. Пока собирались люди и гномы, я заметил, что количество красных нарукавных повязок сократилось, а ведь их было значительно больше.
– Тан Дорн? – Я скосил глаза на собирающийся народ. – Сколько сейчас коммунистов в партии?
От моего вопроса он смутился и замялся перед ответом.
– Тан?
– Пятьсот восемнадцать.
– Когда я уходил, было в три раза больше? – Мое удивленное лицо заставило его закашляться.
– Многие вышли из партии, когда мы похоронили наших товарищей, – за него ответил Костел, который незаметно для всех подошел и встал сзади. – Часть пришла и сдала билеты, часть просто молча сняла повязки и перестала приходить на собрания.
Я скрипнул зубами.
– Ладно, сегодня я заставлю их пожалеть об этом.
Когда кворум собрался, я начал свою речь с хороших новостей, о скорой отмене трудодней и вводе в оборот денег. Поскольку своих денежных средств у нас нет, то будем использовать деньги Шамора, которые, как соседское королевство, имели ход при торговле с гномами. Также, поскольку обязательные трудодни отменяются и мы переходим на заработную плату, которая будет рассчитана совместно с правлением колхоза по степени значимости профессий и их оплаты, то вводится всеобщий ежемесячный налог – тринадцать процентов, который будет выплачиваться с каждой семьи или работника, если он не женат.
Деньги эти пойдут на охрану порядка, организацию бесплатных школ для детей, а также на больницу, деньги на которую раньше выделял я из личной казны. Теперь же все будет платиться с налогов от наших колхозников, при этом для партийцев принятие детей в школы и обслуживание в больнице будет первоочередное, напоследок заключил я.
– Вопросы?
Вопросов было много. Взбудораженная моими заявлениями толпа просто засыпала вопросами о дальнейшем устройстве и налогах. Больше всего их возмущала мысль, что, например, мастерство кузнецов уравняют с охотниками и лесорубами, на что я ответил, что никакой уравниловки не будет, зарплата каждой профессии будет сделана по грейдам, предоставленным их же выборными членами правления. Так что все основные вопросы мы обсудим с ними завтра на собрании, а все колхозники могут свои вопросы и предложения вносить сегодня на повестку совещания через них.
«Не одному же мне отдуваться, – резонно подумал я, «подставив» и другие выборные органы своего правления».
Еще два часа я отвечал и разъяснял вопросы, большую часть ответов придумывал тут же на ходу, поскольку, когда прикидывал изменение уклада колхоза в сторону миниатюрного государства, не предполагал о наличии стольких взаимосвязей. Главное – записать все, что я наговорил, чтобы потом не забыть об грядущих изменениях.
Наконец собрание закончилось, и я вместе со своими близкими друзьями отправился к своему домику. Они терпеливо ждали, пока я помоюсь и приведу себя в надлежащий вид. Когда я появился и уселся за стол, на котором меня ждало скворчащее на сковороде мясо и одуряюще пахнущий свежий хлеб, они оживились.
– Ладно, спрашивайте, – махнул я рукой, принявшись за еду, – вижу, что не дадите спокойно поесть.
– Смотри, а наш мальчик вырос, – хмыкнул Дарин, – нас ни во что не ставит, «спрашивайте» говорит.
– Не знаю, как ты, но я на тренировку с ним много чего придумал, – кровожадно отозвался нубиец, вызвав во мне дрожь.
– Да уж, – разом погрустнел гном. – А я чему мастера клинков научу?
– Кстати, об этом. – Я сорвался с места, бросив еду, и взял свой баул, достав оттуда две вставные металлические части для протезов Дарина: ручник и щипцы, которые тот использовал, работая в кузне. Вернувшись, я протянул их ему.
– Не легендарное оружие, но, думаю, мастер, вам понравится.