Мастер-класс

— Хорошо. Тогда, как говорите вы, американцы: «Скажи мне об этом»?

Я поправила ее, поскольку она, как всегда, чуточку ошиблась, переводя в уме с немецкого на английский:

— «Расскажи мне об этом». Так говорят американцы.

— Скажи. Расскажи.

— Я вот что тебе скажу: ты бы хотела, чтобы твой ребенок учился в третьесортной школе? — решила я взять быка за рога.

Ома продолжала рассуждать о трех основных уровнях и классах. Но теперь я слушала ее вполуха, поскольку меня внезапно заинтересовало то, о чем говорит своему интервьюеру Петра. Кроме того, Петра была уже не одна: к ней присоединилась еще одна известная особа: Мадлен Синклер, министр образования и начальница Малколма.

Не заметить Мадлен было просто невозможно. Высокая, с очень светлыми — настолько светлыми, что они казались почти белыми, — волосами, заплетенными в классическую «французскую» косу, она носила исключительно ярко-синие, оттенка «электрик», деловые костюмы, сидевшие настолько идеально, что становилось ясно: они сшиты на заказ у первоклассного портного. На правом лацкане у нее всегда красовалась эмблема компании «Достойная семья». И сегодня Мадлен выглядела точно так же, хотя мне показалось, что черты лица у нее несколько заострились, стали более хищными, какими-то ястребиными, что ли.

— Рано или поздно это должно было случиться, — говорила интервьюеру Петра. — Мы достигли того уровня, когда система публичных школ[4] оказалась не в состоянии справляться с умственным неравенством учащихся, не в состоянии обеспечивать так называемое всеобщее образование. Когда Министерство образования запустило ваучерную программу, мне показалось, что это отличный выход из положения. И как только стало ясно, что для внедрения этой программы нужна глубокая научная база, способная установить и усилить Q-алгоритм, у меня даже сомнений не возникло: именно Институт геники эту научную базу и обеспечит.

Ома примолкла, прислушалась, да так и застыла, не донеся до губ стаканчик со шнапсом.

Телеведущий кивнул и обратился к Мадлен Синклер:

— Доктор Синклер, очевидно, и в вашей политике обнаружились некие просчеты и недостатки. Не могли бы вы рассказать об этом подробнее?

Голубые глаза Мадлен уставились точно в камеру; казалось, она беседует не с интервьюером, а с кем-то по ту сторону экрана. Возможно, она обращалась ко мне или к той старой женщине, что сидела со мной рядом. Голос звучал спокойно и терпеливо, как у опытной учительницы, делающей внушение нашкодившему ребенку и старающейся ласково объяснить смущенному малышу, что так поступать не годится.

— Те или иные просчеты и недостатки всегда найдутся, — сказала она. — Это совершенно естественно. В основном нашу политику критикуют… — тут она сладко и снисходительно улыбнулась, — …некоторые оппозиционные партии. Их представителям отчаянно хочется верить, что все мы одинаковые.

Ома слегка вздохнула.

— Что такое? — спросила я.

— Ничего. Дай послушать.

— Но самое главное, — продолжала Мадлен, — так сказать, суть дела, заключается в том, что людям все-таки нужно наконец осознать, что мы, люди, далеко не одинаковы. — Она помолчала, но, заметив, что ведущий открыл рот, собираясь что-то вставить, тут же подняла руку, призывая его к молчанию. — Итак, повторяю еще раз: все мы далеко не одинаковы. — Она опять посмотрела куда-то в пространство и, помолчав, спросила: — Скажите мне, родители, вы хотите, чтобы ваш ребенок учился в одном классе с детьми, серьезно не дотягивающими до стандартного уровня развития? С детьми, которым и в десять лет не дано понять те сложные задачи, которые с легкостью решает ваш пятилетний малыш? Которые и представить себе не могут, какие препятствия ваш ребенок уже способен преодолеть? Вы хотите, чтобы ваш ребенок учился у таких учителей, которые вынуждены распылять свое время и свое внимание на всех детей в классе, хотя их уровень развития настолько различен, что в тонкой пелене учительского внимания неизбежно образуются трещины и провалы, и в итоге каждый из детей — каждый! — рано или поздно в одну из этих трещин попадет?

— По-моему, она лукавит, — заявила Ома. — Собственно, она спрашивает о том, хотите ли вы, чтобы ваш будущий Эйнштейн учился в одном классе с двадцатью нормальными детьми. Ибо они, возможно, станут несколько тормозить развитие вашего маленького гения или даже помешают ему стать действительно Эйнштейном. — Бабушка сердито ткнула в пульт дистанционного управления, перепутала кнопки и лишь увеличила громкость как раз в тот момент, когда Петра и Мадлен, согласно кивая, принялись друг друга поддерживать. — Эти женщины — воплощенное Зло, Liebchen. А вот и мое такси! Значит, я все-таки кое-что еще слышу.