Мастер из Кроксли

Но Сайлас Крэгс проявил себя как истинный спортсмен. Его дух остался несломленным, и со временем он выработал новый стиль боя, благодаря которому стал вновь побеждать, несмотря на хромоту.

В 1891 году во время боя с австралийцем Джимом Тейлором судейская коллегия обвинила его в применении запрещенных приемов. Оскорбленный до глубины души, он навсегда оставил профессиональный бокс и принимал участие только в любительских встречах, демонстрируя настоящий класс перед зрителями, которые зачастую не видят разницы между боксом и пьяной дракой. Вскоре состоится очередная подобная встреча. Несколько любителей на шахте Уилсона намерены выставить против Мастера своего боксера. Приз — сто фунтов. Кого прочат в противники Мастеру, пока точно не известно, но чаще всего в разговорах всплывает имя Тэда Бартона. Ставки на уровне семь против одного за Крэгса свидетельствуют о его неизменной популярности у публики".

Монтгомери прочел статью, потом перечитал и стал взвешивать свои шансы. Да, влип он в историю: противник не какой-нибудь местный самоучка, а первоклассный (во всяком случае в прошлом) боксер. Конечно, и у него есть преимущества, в первую очередь возраст, двадцать три против сорока. Есть старое боксерское присловье: "Молодость свое возьмет". Но есть и сколько угодно примеров того, как старый опытный боксер благодаря хладнокровию, выдержке, трезвому расчету и знанию кое-каких профессиональных уловок расправлялся с противником моложе его лет на десять-пятнадцать. Так что этим преимуществом воспользоваться, конечно, нужно, но с оглядкой. Во-вторых, безусловно в его, Монтгомери, пользу и то обстоятельство, что Мастер хромает. И в-третьих, весьма вероятно, что, будучи уверен в себе, Мастер не станет усердствовать на тренировках, готовясь к встрече с никому не известным любителем.

Если бы все так и сложилось! Ну, а если не так? Если противник не только одаренный от природы, но и тщательно подготовленный, богатый опытом и не утративший силы боец? Ну и что? Он должен сделать все, абсолютно все, что от него зависит. Готовиться к матчу, ничего не упуская. Что в боксе нужнее всего? Разумеется, и выдержка, и сила удара, и много чего еще, но самое важное — это умение стойко принимать удары. Эластичные и тугие, как гуттаперча, брюшные мышцы тренированного боксера способны снести страшные удары. За неделю такую мускулатуру не разовьешь, но всю эту неделю необходимо использовать максимально разумно.

Трое устроителей матча не случайно остались довольны его данными. Рост пять футов и одиннадцать дюймов — старые боксеры говорят, что этого достаточно для любого двуногого. Природа и спорт дали ему гибкости ловкость и почти невероятную выносливость. Мускулы у него были стальные, но главный ресурс его силы заключался не в них, а в той высшей нервной энергии, которую пока не научились измерять. Нос с легкой горбинкой. Широко расставленные большие глаза глядели прямо и смело. Ну, и еще он твердо знал, что исход поединка определит всю его дальнейшую жизнь, — и это прибавляло ему сил.

На следующее утро уже знакомая нам троица, сойдясь в спортивном зале Уилсона, не могла налюбоваться, как Монтгомери разделывается с боксерской грушей. Фоссет, который накануне решил подстраховаться и по телеграфу поставил на обоих боксеров, под влиянием этого зрелища отменил свое распоряжение и поставил на Монтгомери еще пятьдесят фунтов — семь против одного.

Но откуда взять время для тренировок, да еще так, чтобы доктор Олдакр ничего не заметил? Рабочий день Монтгомери был заполнен весьма плотно. Но многие пациенты жили далеко, и визиты к ним, а их он делал всегда пешком, сами стали немаловажным элементом тренировки. Свободное время распределялось между работой с грушей, занятиями с гирями и гантелями — утром и вечером по часу — и ежедневными двумя сеансами бокса с Тэдом Нортоном. Бартон не уставал нахваливать Роберта за сообразительность и реакцию, но был недоволен силой его удара. Своим поистине сокрушительным ударом он гордился и хотел, чтобы Роберт усвоил его стиль боя.

— Ну разве это удар?! — кричал он. — Зачем тебе твои одиннадцать стоунов? Ты бей, а то Мастер подумает что ты его гладишь… Ага, вот так уже лучше… Ну, давай же, давай! А так и совсем хорошо, — сказал он, перелетев вдруг от мощного удара через весь ринг, — это по-нашему. Кто знает, может, ты и победишь.

Не удалось скрыть от доктора, что Монтгомери соблюдает диету.

— Прошу прощения, мистер Монтгомери, — сказал он как-то за обедом, — я замечаю, вы что-то стали очень разборчивы в еде. В ваши годы такие капризы непозволительны. Почему вы едите только гренки и пренебрегаете хлебом?

— Я больше люблю гренки, сэр.

— Но ведь этим вы обременяете кухарку. И картофель вы перестали есть.

— Вы правы, сэр. Я думаю, картофель не слишком мне полезен.

— Ну, уж не знаю, что и сказать! А пиво вы пьете?

— Нет, сэр.

— Заметьте себе, мистер Монтгомери, что мне не по душе эти выверты. Вам следовало бы почаще вспоминать о тех людях, у которых нет ни картофеля, ни пива.