Мастер икебаны

— О нет! — Я расстроилась и не смогла этого скрыть. Но даже если бы тарелка оставалась у продавца, я все равно не смогла бы до нее добраться. Кто-то же должен оставаться в лавке, или как?

— Владелица запросила пять тысяч иен. Она понятия не имеет о ее настоящей цене. Впрочем, одинокая тарелка немногого стоит.

— Какая чудесная у кого-то будет сделка, — произнесла я угрюмо.

— Продав комплект из десяти тарелок, вы могли бы неплохо заработать, что да — то да. — Господин Исида продолжал сыпать соль на мои раны. — Такой сервиз может стоить сто пятьдесят тысяч иен, а то и больше.

— Что теперь говорить. Вы сказали, тарелка уже продана. — Я пожала плечами.

— Разумеется. Она продала ее мне. — Господин Исида поднял свой пакет повыше. — Желаете взглянуть?

Тарелка Имари была восхитительна, как все тарелки Имари. Белая с голубым глазурь, разноцветные птицы и бабочки, золотой бамбук. Все как положено: роспись идеальна, а донышко сияет мягким кремовым светом.

— Не уступите ли ее мне? — У меня пересохло в горле. — Я бы дала вам хорошую цену! Как посреднику вам полагается...

— Мне полагается четыре тысячи, — усмехнулся учитель. — Ровно столько, сколько я заплатил.

— Вы же сказали, она просила пять тысяч иен!

— Мало ли что она просила. Я поторговался, — сказал господин Исида поучительно и поднял указательный палец. — Вот почему мне не нравится ваше пребывание на этом рынке. Здесь все настроены покупать по дешевке.

Я осторожно обернула свое неожиданное приобретение старыми газетами и уложила на сиденье фургончика. Десять изумительной красоты тарелок отправятся в приличный антикварный бутик, тогда как девять еще долго прозябали бы на блошином рынке. Господин Исида присмотрел за моим товаром, пока я бегала к машине, я даже успела перехватить на ходу шоколадный блинчик и, обжигаясь, выпить кофе.

Поблагодарив учителя, отправившегося домой, я заняла свое место и приготовилась дальше скучать.

Усталая толпа текла мимо меня к выходу, за целый час ко мне подошла лишь одна покупательница, да и та взяла три недорогих блюдечка, утверждая, что дома у нее есть такие же, белые с голубым узором.

«Теперь у вас целый сервиз», — сказала я ей, мысленно облизываясь в предвкушении сделки с моим целым сервизом в золоченых бабочках и птицах. Попрощавшись с довольной домохозяйкой, я задумалась о том, что, если верить Ричарду Рэндаллу, сулил городу Токио сегодняшний день. И если это что-то на самом деле страшная угроза, то не стану ли я рвать на себе волосы, вспоминая, что могла все предотвратить, вовремя рассказав лейтенанту Хате. Мои раздумья были прерваны противным звуком чиркнувшего по брезенту ботинка. Точнее, детского ботиночка. Его обладатель — маленький светловолосый мальчик — поскользнулся и, коротко вскрикнув, оказался в самой гуще выставленного на подстилке товара. Мне повезло: там, где он шлепнулся, были разложены старинные плетеные корзины, приземлись он чуть левее, все мои фарфоровые чашки соба лежали бы теперь в осколках.

— Мама! — испугался он и тут же ударился в слезы.

— Ты не ушибся, малыш? — Я заглянула ему в лицо, призывая на помощь всю свою выдержку, чтобы не шлепнуть его за покушение на мою собственность. — Где твоя мама?

— Мама занята! А дядя Ричард меня потерял! — Слезы ручьем текли по испуганной мордашке.

Что-то знакомое мелькнуло в его водянисто-голубых глазах... И этот свитерок с надписью «Дораэмон» поперек груди... Господи, это же юный Брэйтуэйт! Тот самый, что пытался подстричь свою золотоволосую сестренку пластиковыми ножницами. А дядя Ричард — это мой бывший дружок, мистер Рэндалл, увлекшийся, по-видимому, мыслями о своем новом высоком предназначении. В роли экологического террориста.

— Тебя зовут Дональд, не так ли? — спросила я, поражаясь невероятному совпадению. Как вышло, что он поскользнулся именно на моей подстилке, когда вокруг сотня точно таких же кусков брезента?

Не зря Ричард меня поддразнивал — как он там меня назвал? — всехней мамочкой. Похоже, так оно и есть, раз чужие дети буквально валятся мне на голову.

— Меня зовут Дэвид! — оскорбился ребенок.

— Ну, Дэвид так Дэвид. Ты пришел сюда с дядей Ричардом, верно?

Он кивнул и вспомнил, что нужно еще поплакать. Мне, наверное, следовало прижать его к себе и утешить, но почему-то совсем не хотелось. То ли из-за его высокомерной матери, то ли из-за его сопливого носа. Скорее последнее. Я молча протянула ему остаток шоколадного блинчика. Это сработало, по крайней мере, он затих на мгновение.

И что мне, скажите на милость, делать с чужим, перемазанным шоколадом, зареванным детенышем?

Кажется, я была к Лиле несправедлива. Мне хватило десяти минут, чтобы устать от одного, а у нее таких целая троица — поневоле станешь удирать из дому при любой возможности. Необходимо срочно найти растяпу Ричарда и вручить ему дорогую потерю.