— Хорошо хоть не догадались заглянуть под ковёр в гостиной, — пробормотал он с кривой улыбкой. Его лицо побледнело, словно из него вытянули всю кровь, оставив лишь призрачную тень прежнего себя. Он глубоко затянулся сигарой, ощущая, как густой дым наполняет лёгкие и слегка приглушает терзающие мысли.
Петру Сергеевичу Долгорукову казалось, что угроза нависла над его головой, как Дамоклов меч. Он знал, что Харитон устроил всё так, чтобы Добрынин не выжил. Но тот, к его великому сожалению, остался жив. И это было не просто странным, а пугающим, и порождало множество подозрений, так как вся логика происходящего рушилась.
Долгоруков начал понимать, что Добрынин явно не тот, за кого себя выдаёт. Возможно, он нечто большее, чем просто человек. Сверхъестественное существо? Но иначе как объяснить, что тот уничтожил целое здание с самыми лучшими его Одарёнными, и при этом сам выбрался невредимым?
— Видимо, в этом мире полно чудес, — холодно проговорил Долгоруков, вставая и подходя к окну. Ночной город простирался перед ним огнями, похожими на звёзды, упавшие на землю.
Он смотрел на улицы внизу, где люди суетились, словно муравьи в разорённом муравейнике. Он чувствовал себя чужим в этом мире, где все играют по правилам, которые он давно переписал под себя. Но теперь правила менялись, и ему предстояло принять новый вызов.
Ирония его жизни заключалась в том, что, будучи мастером интриг и кукловодом судеб, он оказался пешкой в чужой игре. Злобно оскалившись на эти мысли и ударив кулаком по стене, он вернулся к столу, осознавая, что Добрынин теперь представляет угрозу лично ему. Возможно, тот даже узнал от Харитона то, чего ни одному живому человеку знать не следует.
Никто не отменял вероятности того, что перед смертью Харитона его пытали. Долгоруков не отбрасывал эти мысли, словно пытаясь собрать пазл из осколков зеркала, которое сам же разбил.
Теперь устранение Добрынина и его Рода стало делом первостепенной важности. Пётр Сергеевич решил привлечь к этому делу всех, кого только можно и нельзя.
— В конце концов, зачем нужны друзья, недруги и семья, если не для того, чтобы помогать устранять общих врагов? — подумал он с горькой иронией, снова садясь в своё массивное кресло из кожи редкого зверя.
Сегодня ему сообщили, что Добрынины вместе с группой из академии отправились на острова. Сначала он не придал этому значения. Но, погрузившись в размышления, как шахматист, просчитывающий ходы наперёд, он уловил суть: это шанс устранить Добрынина без лишних препятствий.
Разумеется, Пётр Сергеевич понимал, что там будут и другие аристократы из числа учащихся, а это значит, что могут возникнуть последствия. Но подобное никогда не останавливало его ни в бизнесе, ни в тёмных авантюрах. В конце концов, если статистика потерь слегка возрастёт, Империя вряд ли заплачет по недостающим номерам. В общем-то, побочным ущербом он не заморачивался.
Долгоруков намеревался разыграть эту партию, опираясь на то, что цель находится далеко за пределами Империи, если можно так выразиться, и можно сработать так чисто, что следов не останется. Ситуация как нельзя лучше способствовала этому.
— Всё произойдёт далеко… И действовать я буду чужими руками, — повторял он, как мантру.
Спустя мгновение Долгоруков нажал на скрытую кнопку. Сразу же после этого в кабинет бесшумно вошёл его верный подчинённый.
— Свяжись с нашими друзьями-контрабандистами, — холодно произнёс Пётр Сергеевич, глядя сквозь подчинённого в пространство. — Для них есть работа.
Тот молча кивнул и бесшумно исчез, как и появился. Долгоруков ценил в людях умение не задавать лишних вопросов, ведь, как известно, любопытство — одна из самых частых причин трагедий.
Оставшись вновь наедине со своими мыслями, которые бурлили в его голове, шумя, как водоворот, что затягивает всё глубже, он не мог найти покоя, пока Добрынин был жив.
Откупорив бутылку коллекционного вина, он достал с полки чистый бокал и наполнил его до краёв ради одной лишь цели: попытаться уснуть, чтобы не сойти с ума раньше времени. Красное вино медленно стекало в бокал, оставляя тонкую плёнку на стекле, напоминающую кровь на лезвии клинка.
Хоть Долгоруков и раньше попадал в сложные ситуации, ведя дела не всегда честно, и таких случаев было немало, каждую проблему он переживал по-своему. Он всегда считал себя шахматистом, умело жертвующим фигурами ради победы. Но он не мог припомнить, чтобы что-то нервировало его сильнее, чем одно только упоминание имени — Добрыня…
Спустившись по крутым, поросшим дикими лианами склонам в поисках сестры, я наконец вышел на пляж. Солнце, не успевшее еще сесть, словно гигантская раскалённая печь, щедро заливало раскалённым светом бескрайние просторы золотистого песка. Волны лениво накатывали на берег, будто само время решило замедлить свой ход. Шелест пальмовых листьев создавал иллюзию рая, но я знал, что это всего лишь обман. В раю явно не приходится бороться за выживание.