Мастер Го[Го учит видеть]

— Именно про это, — он казался чрезвычайно довольным собой, — и заметь, люди не понимают не только этого правила, но и то, что это правило. Они бы отменили его. Отменили, если бы могли отменить. Как тебе мысль о возможности отменить одно из правил?

— Правило отменить можно, — я чувствовал, что снова попадаюсь на его удочку, — для этого люди…э… участники игры должны просто договориться друг с другом. Правило — это договор.

— Ни одно правило из свода не может быть отменено! — отчеканил Учитель голосом вселенского судьи. — Ни одно, ибо отмена одного правила отменяет их все, делая Игру невозможной.

Какое то время я молча записывал наш разговор в свою записную книжку. Этот интервал помог мне выйти из одного состояния восприятия и перейти в другое.

— Скажите, — спросил я, — мы сегодня остановимся на этом правиле?

— А как бы тебе хотелось? — спросил Учитель.

— Мне? — переспросил я немного удивлённо, так как не ожидал с его стороны готовности продолжать. — Мне… если брать в расчёт меня, то было бы интересно узнать, о чём говорят следующие правила. Их содержание не является секретом?

— Четвёртое правило сообщает нам о запрещённых постановках. Есть перекрёстки, говорит оно, на которые ставить камень запрещено. Это перекрёстки, где изначально нет ни одного свободного дыхания. Это правило помогает нам различать перекрёстки и клетки, — изрёк Учитель.

Он подождал, пока я полностью запишу это правило. И, когда я остановился и выжидающе посмотрел на него, продиктовал мне следующее. Пятое правило о снятии камней с доски. Вот оно. Оно записано у меня так, как я услышал его в тот вечер: «Пятое правило о том, как камни снимаются с доски. Здесь мы впервые встречаемся с таким понятием как ход. Ход, согласно пятому правилу, состоит из постановки камня своего цвета и снятия камня другого цвета, у которого закончились свободные дыхания. Камень, у которого закончились свободные дыхания, снимается с доски».

— А зачем разделять ход и постановку? — спросил я. — Это не то же самое? Зачем так усложнять?

— Шестое правило знаменует собой начало нового цикла. Это правило объявляет условие Соревнования. Оказывается, и мы узнаём это из шестого правила, идёт великое Соревнование. Оказывается, что мы соревнуемся с кем то. С кем то, кого не видим и не знаем. Соревнуемся в том, сколько снято камней нашего цвета и камней противоположного нам цвета. И это было бы ещё ничего. Но мы внезапно узнаем из этого правила, что счёт в Соревновании уже открыт. Счёт ведётся не только по числу снятых камней, а ещё и по числу огороженных перекрёстков. Не просто огороженных. Не просто огороженных как попало! А огороженных так, что за них не должно быть дальнейшей борьбы. Где бы ещё нам набрать таких перекрёстков, думаем мы.

— Соревнование. Что за соревнование? — резко возразил я. — А меня спросили, хочу ли я соревноваться? Ничего себе! Оказывается, что я уже вовлечён в него. Вовлечён помимо своей воли? Вовлечён одним фактом появления на свет!

— А разве ты не соревнуешься с кем попало с самого своего детства? — спросил Учитель удивлённо.

Я открыл было рот, чтобы сразу же заспорить с ним, но вдруг некое воспоминание накатило на меня. В детстве я был физически слабым, но гордым ребёнком. Чувство собственного превосходства питалось простым и наивным желанием быть лучше других. Точнее, жить лучше других, получая самое вкусное, свежее и красивое. Наверное, каждому ребёнку свойственно такое чувство. Однако реализовать на практике идею подчинения окружающих своим целям было трудно из–за моего хрупкого телосложения. Заниматься спортом я не хотел категорически, и потому мой внутренний конфликт между желаемым и грубой реальностью лишь разрастался. Но по настоящему я осознал разрыв между миром мечтой и тем, что меня окружало, только в пионерском лагере.

В большом зелёном сарае кинотеатре для нас показывали удивительные фильмы. Я до сих пор помню многие из них. Они потрясали моё детское воображение. Это была мировая классика. Например, «Враг мой, друг мой». Я с ужасом и интересом смотрел этот фильм, не вмещая в свое сознание того, что видел. Или странные венгерские детские фильмы, сюжеты которых были довольно резкими: с убийствами или взаимным детским насилием. Сцена удушения главного героя с помощью противогаза бандой «злых» мальчиков, показанная в одном из таких фильмов, до сих пор стоит у меня перед глазами. Тогда, сидя в кинотеатре в окружении своих товарищей, я как будто сам задыхался с привязанными к стулу руками, пытаясь вырваться из безнадёжной ситуации.