Мастер дымных колец

Снова навалилось липкое, приторное ощущение секретарского табака бальтазаровской приемной. Он даже потушил сигарету. Но впечатление маскарада не прошло. Он потерял чувство хозяина положения, да и положение, в смысле естественной комбинации реальных процессов, исчезло. Появилась некая комбинация событий, в которой ему, инициативному, творческому лицу отводилось вполне определенное унизительное, рабское положение. Он подошел к трюмо и беззвучно рассмеялся. Идиотская гримаса его испугала. Зазеркалье тут же отреагировало чужим перекошенным изображением. Нужно было отвернуться, не смотреть, прийти в себя. Не удалось. Наоборот, расслабился, открылся навстречу чуждому безапелляционному вмешательству. Красавчик, эй, красавчик! Чего смотришь? Что видишь? Лопнула твоя теория, по швам расползлась. Нету никаких природных полей, нету голой матерьяльной истины, все давно коллективизировано, обобществлено, червячным образом движимо и вращаемо секретной государственной машиной с латунными шестернями на алмазных осях с малиновым позвонком.

Что он ей наобещал, этот прохвост? «Поезжай в столицу и переделай там что-нибудь. Не поедешь, я поеду сама!» Все это карауловские выдумки, она хватается за любую нелепую идею, лишь бы все вернуть. Да нет, ведь она не так глупа. Может быть, здесь другое, может быть, она мстит ему, ставит дурацкие условия, разыгрывает, мучает, чувствуя свою власть над ним. Да, да, конечно. О-о, он знает, догадывается. Все игра, она просто обставляет их будущую близость целым множеством необходимых и, конечно, недостаточных условий. Зачем? Зачем, ведь тогда, в ту ночь перед стартом ему казалось, что все уже кончено, пройден самый тяжелый этап и далее начнется новая фаза, другой ландшафт — теплое безбрежное море женской привязанности. Он привык побеждать. Другие факторы во внимание принимать не желал. Наоборот, они его веселили. Подумаешь, кассир, что нам прогулки, понимаешь, под северным небом. Что ему хлипкие берега, если он уже задумал взлететь повыше пригожинских мечтаний.

Тут, как раз в этом самом месте, сердце у Сергея Петровича начало слегка поднывать. Ах, как ему хотелось бы просто так, тихим вечером, медленным шагом, почти не касаясь, идти в бесцельном направлении, забыть обо всем белом свете, чтобы его прошлая и будущая жизни отодвинулись в далекое время. Да, да, пусть все летит к чертям, все эти предписания природы и государства, все это распрекрасное бессмертие, идеальные существа, абсолютные идеи. Пусть все пропадет пропадом, как говорила его мать, лишь бы побывать на том берегу, где много исхожено уже до него бестолковым худым человеком с широко раскрытыми прозрачными глазами.

Он опять вернулся к концу ночного разговора. Воспользовавшись темнотой, Соня незаметно переменилась.

— Для чего нужно было устраивать этот дурацкий митинг?

— Какой? — будто не понимая, уточнил Сергей Петрович.

— Тогда, на набережной.

Сергей Петрович пожал плечами, но не безразлично, а с плохо скрываемым удовлетворением.

— А духовой оркестр зачем?

— О, здесь уже не я, — почти радуясь, отнекивался музейный экспонат. — Пожарники — это не мое, инициатива товарища Романцева.

Соня с досадой махнула рукой.

— Мальчишество, шалопутство. Но причем здесь люди, сотни, тысячи людей? Они разве заслужили быть публично осмеянными? «Объявить выходным днем и присоединить к отпуску», — процитировала Соня. — Теперь у них отпуск на всю жизнь, отпуск от всего: от работы, от родного дома, от семьи. Вот результат, вот остаток. О, понимаю, вы хотели надсмеяться над системой. Ах, какой смелый революционный наскок, сколько прыти, сколько отваги. Я оценила, ей-богу, оценила, товарищ генеральный конструктор… А результат? Разбитые судьбы ни в чем не повинных людей. Что же до государства, так оно только окрепло. Все нерушимо, стоит гранитной скалой, серой, прямоугольной, как праздничный портрет товарища Романцева. Да, да, товарищ Романцев живет и здравствует, руководит, только теперь уже не заштатным городишком, а почти столичным миллионным городом.

Но это уже слишком, подумал Сергей Петрович.

— Не ожидали? — Соня заметила огорчение Сергея Петровича. — Эх вы, гордый человек, своевольный ум! Этот ваш соратник прав, есть, видно, такая механическая сила, может быть, даже машина, которая подмяла все ваши грандиозные планы. Впрочем, есть или нет, не важно, но правда состоит в том, что сбежавший из плена раб так и остается сбежавшим из плена рабом. Понимаете, Сергей Петрович? Какой уж может быть свободный поиск с рабскими мыслями, — упоминая свободный поиск, Соня сделала особую интонацию. — Да вы и сами, наверное, убедились. Посмотрите, посмотрите, что стало с вами одно слово, музейный экспонат, — Соня даже развеселилась. — Конструктор генералис…