Мастер дымных колец

Евгений весь как-то обмяк и, повторяя: «Как нелепо, к-как нелепо», разрешил уложить себя обратно в постель. Потом Соня оглянулась вокруг в поисках стула. Один стул в комнате был. Он стоял возле столового стола, заваленный книгами и бумагами. Подойдя к столу, Соня заметила, что на нем лежат две стопки бумаги, одна повыше, чистая, а другая — тоже увесистая содержала листы, плотно испещренные мелким аккуратным почерком. «Он пишет», — сладостная мысль пронеслась и легла весомым вкладом в том месте ее души, где копились и сберегались его положительные качества.

Подставив стул к постели больного, Соня спросила:

— Зачем же вы голодаете, Евгений?

Евгений отвернул голову к стене и грустно посмотрел на одинокого оленя, потерявшего среди северной природы свое семейство. Впрочем, семейство паслось тут же на ковре, но было отделено от отца бушующими водами широко разлившейся, словно в половодье, речки.

— Вы больны? — снова спросила Соня.

Евгений, не поворачивая головы, наконец подал голос:

— Тетя Саша все п-придумала. Не надо было вам приходить, Соня. Я в т-таком г-глупом виде тут перед вами.

Он замолк. И тут Соня сделала то, чего еще минуту назад, а тем более раньше никогда бы не позволила даже и в мыслях. Ведь, в сущности, она еще не знала его отношения к себе. Но сейчас, в этот момент, всякие внешние обстоятельства стали совершенно неважными, она как бы перестала воспринимать происходящее со стороны, снаружи, она растворилась в небольшом пространстве, разделяющем их, и поцеловала его в небритую щеку. Евгений замотал головой.

— Что вы наделали! — он отчаянно спрашивал, не глядя ей в глаза. А зря: там бы он нашел добрую, с какой-то мальчишеской хитринкой улыбку, не оставлявшую ни тени сомнения в чувствах молодой женщины.

— Что вы н-наделали, — повторял Шнитке. — Вы из жалости, вы… — он терялся в словах, — вы…

— Я вас так долго ждала, — сказала Соня.

— Нет, нет, это не я, я не стою, — он прервался как будто от боли. Просто кто-то должен был придти, и вот так получилось, простите меня, Соня.

— Молчите, молчите, — Соня положила ему руку на плечо, — дорогой мой первый попавшийся, первый встречный человек.

Евгений от огорчения замотал головой.

— Соня, это не про меня. Я не хотел вас обманывать. Я во всем виноват. Не надо было нам встречаться тогда, помните, в первый раз. Я увидел вас и испугался: вот, Евгений, твоя погибель. Ведь я люблю вас, Соня, сразу полюбил. Зачем, зачем, спрашивается, я приходил к вам, зачем мы встречались? Я ведь и полюбил вас только потому, что знал, что не достоин, что никогда не смогу понравиться вам. Ведь я ничто, слышите, я ничто, я слабый человек, я трус, я беглец. — Шнитке почти не заикался. Вы ошиблись адресом, для вас я новый человек в вашем городе, а все новое лучше старого. Меня не было и вдруг я появился, а живи я здесь, с вами, вы бы и не обратили на меня внимания. А между тем, я хоть и недавно приехал сюда, а я здешний, здешний человек, слышите, Соня? Мне не нужно больше ничего, меня не интересует весь этот блистающий где-то там в столицах мир, мне нужен грязный клочок топкой северной земли, потому что я и сам клочок, маленький комок грязи. Я хочу, чтобы по мне ходили люди и животные, чтобы из меня прорастала трава, чтобы во мне копошились земляные черви и личинки бабочек. Потому что мне не страшно быть с ними, потому что мне страшно быть человеком среди людей. Соня, я могу только вызвать жалость, и вы, добрая душа, эту жалость приняли за нечто другое. Ах, что я говорю, словно опомнился Евгений. — Все напрасно, у вас наваждение, вы не верите уже мне.

Он наконец посмотрел на Соню. Та улыбалась и плакала.

— Милый мой, добрый комочек, — она взяла его ладонь и прижала к губам. Сердце ее наполнилось такой безмерной нежностью, таким морем дружеского чувства, какие вообще можно представить в самых оптимистических мечтаниях. Весь мир, вся наблюдаемая Вселенная прекратила расширяться и с неожиданной прытью скукожилась до размеров небольшого клочка земли, занятого комнатой постояльца тети Саши.

— Боже, боже, что я наделал, — только причитал Евгений.

В этот момент зашла хозяйка и, не обращая особого внимания на захваченную картину, ультимативным тоном заявила:

— Сейчас я принесу куриного бульону и вы будете его есть. — Шнитке пытался возразить, но тетя Саша его осадила: — Посмотри на себя, шкелет, кожа да кости, тебя девки любить не будут. Был мужик как мужик, а теперь что — одни мослы. Ладно, ладно, я зря говорить не буду. Расчистите стол, ужинать будете. А ты, дочка, помоги мне.

Вскоре они сидели за столом, хлебали бульон. Евгений наотрез отказался, что бы его кормили в постели и, сославшись на то, что самочувствие его окончательно поправилось, оделся в костюм, как будто собирался пойти на работу. Хозяйка время от времени заходила что-нибудь убрать или принести.

— Так это и есть твоя Соня-библиотекарша? — вводя в краску постояльца, спрашивала тетя Саша.

— Ну что вы, почему моя, — оправдывался Евгений.

— Красивая, — не обращая внимания, продолжала хозяйка. — Вроде как знакомое лицо. Уж не нашего ли учителя дочка?