Мастер дымных колец

- Какое шебуршение? - как можно сочувственнее интересуется Имярек.

- Знаешь, уважаемый, ляжешь под утро, накроешься с головой - я почему-то одеяло на голову люблю натягивать - закроешь глаза, и пошло, поехало. - Бошка осторожно потрогал плешь. - Вот здесь вот холодеет и отстегивается изнутри.

- Как это, отстегивается?

- Нет, не отстегивается, а как будто отклеивается, отлипает, и сквознячок погуливает. Холодно, вот я и натягиваю одеяло, только не помогает, не действует. Понимаешь, Старик, еще холоднее становится.

- Но что отклеивается? - Имярек тоже разволновался, услышав старое забытое обращение.

- Мысли отклеиваются вместе с мозгами. Я читал где-то, у стариков бывает усыхание внутренних органов. Да. И все бы ничего, если бы просто холодная пустота. Это еще полбеды, это только начало. А после, после... Бошка закрывает глаза, пытаясь оживить ночное состояние. Это ему, видно, удается, и на глазах у него появляются две крупные слезы. - Плохо мне, уважаемый, страшно. Из этого самого холодного проема выглядывает нечто. Оно у меня, понимаешь, в мозгу, а я его вижу со стороны, вроде как подглядываю издалека, что дальше будет. Думаю, в щелочку посмотрю, прослежу, зачем оно такое, незаметное. А оно-то на меня смотрит, понимаешь, безглазое, смотрит и щупает. - Бошка от волнения даже встал и идет поближе к Имяреку, чтобы шепотом говорить. - Ни зверь, ни змея, а страшно, потому как чувствую: заметило оно меня, приближается. Я еще надеюсь, может быть, мимо проползет, проскочит, может быть, кто другой нужен, что же, я и есть последний человек? Но бесполезно, учуяло, надвигается, и даже чувствую - уже все про меня знает, не то что именно про сейчас, про текущий момент, что, мол, я уже насторожился и подсматриваю за ним украдкой, но даже более того... И вот, понимаешь, еще как бы не рядом, а уже щупает, исследует, то есть уже нет, не изучает, ибо самое страшное и так наступило. А знаешь, Старик, что есть самое страшное? - Бошка уже дышит собеседнику в лицо. - Самое страшное, когда тебя вот так вот возьмут за душу, - бошкины руки почти касаются Имярека, - и все про тебя поймут. Ведь человек живет таинством, таинством прошлого, таинством настоящего, и главное, таинством будущего. Зачем жить, если про тебя уже кому-то все известно? Понимаешь, знание убивает человека. - Бошка как-то странно присел. - Видишь, какой я бедный, жизнь прошла, а меня-то и не приметила. Ни талантом, ни удачей не приметила, только изнуряющим тяжелым трудом. Говорят, Бошка злой, завистливый, жадный. Конечно, легко быть великодушным, когда есть чего предъявить, легко быть добреньким, если у самого про запас что-нибудь имеется. Я же видел, наблюдал этих добреньких. Все они баловни судьбы, каждому Господь Бог чего-нибудь предложил за так, понимаешь, ни за что, бесплатно. Разве это справедливо? Такой походя идею бросит, как бы невзначай, а все уже вокруг вьются, восхищаются очаровательно, талантливо, гениально. А ты стоишь в углу, незаметный, маленький, плешивый, и веришь ли, просто колотит от несправедливости. Нет, для виду я, конечно, тоже радуюсь, восхищаюсь, а внутри все аж горит, душит. Так и хочется крикнуть: "Комедианты! Вы все до одного комедианты, вы же притворяетесь, будто вот так просто, от радости за чужое счастье аплодируете. Ведь это же несправедливо, нечестно, что ему все, а нам галерка!" Как же это тяжело, Старик, как тяжело. Ведь я же не дурак, раз понимаю такое. А? - Бошка на мгновение замирает, ожидая подтверждения. Имярек соглашается еле заметным кивком. - Каково же мне быть с детства посередине, лучше уж быть дураком, лучше не понимать, что ты неудачное изобретение природы. Говорили, правда, трудись и достигнешь. Чепуха, трудился до седьмого пота. Нет, понимаешь, не хватает чего-то главного, неизвестного, неизведанного. Зачем же я тогда появился на свет, чтобы знать, понимать и не смочь? Для чего я тогда? - Бошка опять замолкает и деревянным голосом дает ответ: - Ни для чего. Никому я не нужен, никому. Если бы хоть жива была женщина, которая меня родила, как думаешь, она бы меня пожалела, а?

- Да, - успокаивает Имярек.

- Но нет ее, ушла в небытие, кому я теперь нужен. - Бошка упал на колени, всхлипывает, просит: - Ты один можешь меня пожалеть.

- Тебе нужно обратиться к врачам, - советует Имярек.

- К врачам! - вскрикивает Бошка. - К этим убийцам? И это говоришь ты?

- Может быть, настойку какую-нибудь лечебную?

- Пил, пил, не помогает...

- Как же быть?

- Спаси, спаси меня, ты один можешь.

- Чем же?

- Ты будешь смеяться.

- Нет, даю слово, не буду.

- Нет, не могу, - Бошка продолжает дрожать. - Ты не сможешь, побрезгуешь.

- Чего ты хочешь? - насторожился Имярек.

- Боюсь.

- Ну...

Бошка поднимает испытующий взгляд, потом преклоняет голову и желтым скуренным пальцем тыкает себя в темечко.

- Поцелуй меня вот сюда.

- Как?! - вскрикивает Имярек.